Сибирские огни, 1989, № 7

Она остановилась, взялась обеими руками за спинку моей койки, по­ стояла так, внимательно вглядываясь в меня, и сказала, будто выдава­ ла какую тайну, пониженным голосом, осторожно косясь глазами на Костю: — И у тебя будет... И ты вот так же будешь умирать... Вот и Костю выписали. Доживает в палате последние минуты. Улыбчивый и восторженный сидит он на койке, шевелит усами, ждет Ивана Ивановича с одеждой. Тот пообещал ему кое-что приличное из оставленного «по случаю». Я догадываюсь, по какому случаю и кем это оставлено. И со стра­ хом гляжу на Костю: — Как оденешь-то такую... после того? Костя к этому совершенно равнодушен: — Была бы не очень рваная и впору. Иван Иванович принес связанную в узел одежду, подал Косте: — Пгимегяй! — И повернувшись ко мне, улыбчиво щуря глаза за очками, сказал, пристукивая от какого-то внутреннего удовлетворения тылом одной ладони в мякоть другой: — Пляши, Иван! Большой сюгпгиз тебе! — Отвяжи, — усмехнулся я, принимая в шутку его слова, — как я тебе привязанный-то спляшу? — Отвяжем, Ваня.— Он все так же смотрит на меня, вприщур и улыбчиво, пристукивая кулаком в ладонь.— Сейчас... подождем только Сергея Николаевича. Я заволновался немного: что же мне такое необычное может быть?! Выискиваю нетерпеливо в глазах вошедщего Сергея Николаевича ответ на это... Они у него, как всегда, мутно-бесстрастные. — Письмо тут тебе.— Он поднимает руку с конвертом, вытаскивает из него бумажку и, не читая, впихивает обратно.— Насчет тебя. Из дис­ пансера. Хотят отправить в санаторий костного туберкулеза... в Герма­ нию. Ну, что скажешь? Я совершенно растерялся, кажется, даже испугался: — Это... как мне туда? Зачем?.. То есть, кто отправит... повезет?.. — Тебе сейчас в область, в диспансер надо. Как вот быть с сопро­ вождающим?..— Сергей Николаевич раздумчиво вертит в руках конверт с этим невероятным письмом,— Как-то надо самому добираться. Мы ни­ чем помочь не можем. Родственники твои пусть... Извести их. Как бу­ дешь готов, выпишем.— И вышел. Иван Иванович остался, оглядывая с удивлением Костю: — Так вот ты у нас какой?! — и даже очки снял, озирая его с ног до головы. Костя в брюках галифе, сером, тесном пиджачке, кирзовых сапогах и, чуть прикрывающей темя, зеленой военной фуражке показался мне каким-то чудным, нелепым. А Иван Иванович восхищен его видом. Уходя, еще раз обернулся в дверях: — Эка! Одежда-то как кгасит! Важности пгидает... Гвагдеец! Костя улыбается, довольнехонький. Руки в бока, притопывает, под­ мигивает мне: — Живу, Иван! Мать родная не признает! Прощаясь, дал ему адрес брата, попросил зайти и передать, чтобы срочно пришла сноха. Она пришла в тот же день, встревоженная: что случилось?! Я объяснил ей. Она постояла в недоумении и раздумье надо мной, спросила: — Ты хоть немного ходишь?