Сибирские огни, 1989, № 7

в палату заглянул Иван Иванович: — Вы что шумите?! — И замер с открытым ртом. Он два раза тас­ кал сегодня старика на процедуры. Игнатьевич спохватился: — Ох! Дурила такая! — Упал на четвереньки и пополз к койке, во­ лоча ногу. Иван Иванович прикрыл дверь палаты, не войдя. Старик весь остаток вечера ругал себя, скрипя койкой: — Ну не осел ли старый?! Эка разошелся, скоморошник! — и сок­ рушался: — Нажалится этот чертяка Иваныч! А куда я с ней на холод?! — Симулируешь,— сказал Костя.— Филонишь! — Э-э-э,— протянул обиженно Игнатьевич,— ты вот тоже на мо­ роз-то не больно торопился. Иди-ка сам, простой денек у ворот, посмот­ рю, как застимулируешь! Утром Игнатьевича выписали. Я спросил у него, когда он подошел ко мне проститься: — По Пушкиной брат у меня, Степан Шипиленков. Не знаете? — Степан? Как не знать?! Рядом улицы. Огородики впритык. Что передать? — Да... не знаю.— Брата мне беспокоить не хотелось — больной сам. — Вы так ничего не говорите, пусть только матери сообщат, что я в больнице. Хорошо, мол, все у Ивана. Вылечится скоро. И больше ни­ чего... В тот же день под вечер пришла сноха. Я ее в первый момент не уз­ нал, должно быть, потому, что не ждал никак увидеть здесь. И только когда вошедшая тихонько в палату женщина в накинутом на черный плюшевый жакет белом халате спросила: «Иван наш, сказали, здесь?» — меня словно током ударило: сноха! И будто какая пелена спала с меня, как от дремы очнулся, до жу­ ти стало ясно: где я! и что со мной! В одно мгновение прошло че­ рез сознание все, что увидел, пережил за последние дни. Неужели все это со мной?! И вот этот, лежащий на койке, человек — это я?! Все тот же — Иван Шипиленков... пастух и конюх, плотник и столяр, горючевоз и водовоз — лежит вот немочный, больной... Смотрю на сно­ ху и молчу: зачем же ты, думаю, встревожила, разрушила этот полу­ сонный покой во мне... И все же радость, что увидел родного чело­ века, но какая-то тревожная, больше похожая на боль эта радость... Ну, ведь вот же ты, Иван?! — поставив на мою койку сумку, хлопнула себя по бокам сноха.— С ума ты, парень, сошел! Там мама­ шенька убивается, запросами нас извела! Тут нам хоть в розыск пода­ вай! А он никому ничего — полеживает себе. Степа так и наказывал: Дуська, надери ему, стервецу, уши там! Сам хотел — не может. Уж он бы тебе! — Выговаривая все это, сноха выкладывала из сумки разные с в а тк и и банки на тумбочку мне.— Сергей Николаевич был с визитом к Степе, как сюда уж собралась. О тебе разузнавала. Говорит, что пи­ таться надо хорошо. Вся, мол, надежда на это... Так что давай ешь. Как-нибудь будем собирать. — Не надо мне ничего сюда,— произнес наконец я.— И вы не хо­ дите. Без меня делов хватает. Матери передайте, что выздоровлю. Ничего не сделается. Успокоится пусть там... Мне действительно никакого приноса не нужно было. Я и боль­ ничного не съедал. И не потому, что не хотелось есть, — тут было сов­ сем другое... Как впервые до ветру здесь понудило, я спросил у Кости, где туалет. Он пояснил. Развязав бинт, перепоясывающий грудь, и вы­ простав ноги из-под другого, я насунул на ноги Костины тапочки, взял костылек Игнатьича и пошел. Отвык от болей, что ли, такими мучитель­ ными они мне показались. Но сходил. И уже на обратном пути, возле самых дверей палаты, застигла меня сестра Вера Петровна, оо '■•ь! Больной?! — ужаОкулас^ь Она.^'Вас же привязали! А вы что? 78