Сибирские огни, 1989, № 7

те его, Иван Иванович, бинтами к койке. Нельзя ему так ногами. И кальсоны дайте. — А губашку? — Иван Иванович не то что картавит, он просто го­ ворит «г» вместо «р». — Рубашку не надо. Стол ему назначим...— Сергей Николаевич го­ ворит что-то быстро и непонятно. Иван Иванович торопливо пишет все. Затем они переходят к койке Степана Егоровича. Игнатьевич громко жалуется им со своей, приподняв над подушкой голову; — Здоровьице — хуже некуда. Ноченьку — без сна опять. Ноет — ужасть! Сменить бы лечение. Может, синий свет на что другое... Сергей Николаевич говорит Ивану Ивановичу: — Продолжать светолечение. Внутрь салициловый... Иван Иванович пишет. Женщины молчат. Над лежащим Степаном Егоровичем Сергей Николаевич стоит ка­ кое-то время в раздумье. Затих, насторожив ручку над бумагой, и Иван Иванович. — Когда пункция-то?..— не то спрашивает, не то вспоминает вслух Сергей Николаевич, наклоняется над больным и что-то с ним делает, тот пристанывает с кряхтением.— Как самочувствие? , — Ни-иче-его,— затруднительно сипит Степан Егорович. — Жидкостей никаких,— выпрямляется Сергей Николаевич.— Гор- чишники. Кофеин...— И еще что-то незапоминающееся. Иван Иванович строчит все на бумагу, покачивая утвердительно головой и пуская очка­ ми зайчики по потолку и стенам. К Косте врачи не подходят. Он сидит на койке, как и вчера, сгор­ бленный, поставив локти на колени и подперев подбородок кулаками Следит за всеми запавшими глазами, шевелит попеременке то одним то другим усом. ’ После ухода врачей в палате некоторое время тишина: ни шороха ни скрипа. Все думают, разбирается каждый со своим в уме. Первым прерывает свои розмыслы Игнатьевич громким вздохом: «Эхо-хо-хонюш- ки-и-и...» Степан Егорович, заскрипев койкой, тяжело переворачивает­ ся со спины немного на бок, лицом к своему соседу. Между ними заво­ дится тихий шушукающий разговор. Костя, насунув на ноги тапочки ку­ да-то уходит из палаты. ’ Нянечка Оля (на вид чуть постарше вчерашней Лиды, и я стыжусь вслух называть их нянечками) приносит кальсоны с завязками на гачах и большой желтой пуговицей на ширинке, бросает их мне на живот по­ верх одеяла: «Натяните,— говорит,— до куда там можно...» Долго мучился с ними: несподручно лежа в кроватке, и спина каз­ нит болью за каждое неловкое движение. Пот прошиб — горошинками со лба! — пока натянул их до половины ягодиц, дальше гипс не дает. И то ладно — стыд прикрыт. Закрыл глаза, отдыхаю; сердце стучит в гру­ ди, будто воз дров нарубил. Вернулся Костя. Стукнул чем-то по спинке моей койки. Оголяя желтые зубы под кофейными усами, показывает мне на раскрытой ладо ­ ни кучку желтого табаку и спрашивает бумажки для закрутки. Я пока­ зываю ему глазами и руками, что нет у меня бумажки. Он отворачи­ вается и смотрит молча на Игнатьевича. Тот понимает его, частит; «Есть, есть. Дам, дам...» Костя закуривает. В палату зашел толстый Иван Иванович, поставил на мою тумбочку бутылку с прозрачной жид­ костью: — Вот мигстуга. По столовой ложке пегед едой. — Косте погрозил пальцем.— Кугить выходите...— но настаивать не стал, ушел торопливо. Я спросил у Кости, показывая глазами на дверь: — Он — кто? Врач, как и Сергей Николаевич? — Чуть поменьше!— опережает Костю прыткий Игнатьевич.— Врач здесь один — Сергей Николаевич. А этот... — Медбрат,— усмехается в усы Костя. — Сестрицей он здесь. Сестрицей!— дополняет живо Игнатьевич, недовольный, что Костя опередил..— Ра,здушевный человек!

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2