Сибирские огни, 1989, № 7
— Не домой, в больницу...—Мария Ивановна вдруг понимает мое радостное возбуждение: —Да, да, в вашу, районную. Пусть в больницу, только туда — ближе к дому! Ничего, что и Епи- фаниха там... И что за кровать обещают мне сделать и как я ее повезу, — это все пока меня не интересует. Сестра помогла снять рубашку и уложила на большой стол, кото рый стоял в углу справа от входа... Уже с лежачего — в четыре руки — стали стягивать с меня штаны. Я вцепился в них всеми пальцами, а они смеются: «Ну чем она, попка твоя, особенная?! не задавайся очень-то...» Под живот и грудь подложили мне мягкие валики и стали из марле вых бинтов, пропитанных гипсовым раствором, делать мне прямо на спине кроватку. Тепло от бинтов размягчает спину, убаюкивает. Слы шу, как неожиданно всхрапываю, и беру себя в руки: нехорошо так-то... Вслушиваюсь, о чем говорят меж собой Мария Ивановна с сестрой... Старичок-то тот, Петр Исаевич, оказывается, жених Марии Ивановны. Сватается... И всего-то на ничего он ее постарше. Оттого они вчера и смеялись на мои слова... Закончив работу, стали мыть руки под краном. Мне велели поле жать еще, чтоб застыл гипс. Наконец, сняли — вот и кроватка! Я тут же окрестил ее корытом. Мария Ивановна с сестрой, полюбо вавшись на свое изделие, обмотали его бинтами и вручили мне вместе с предписанием для нашей районной больницы. Полупустой и тихий ночью, вокзал сейчас гудит от народа. Здесь пробиться к кассе потруднее, чем у нас, в Исилькуле. Не стал и пытать ся. Пошел вдоль вагонов, ни на что не надеясь. Между красных паровозных колес черномазый мужчина лазает с масленкой и ветошью в руках. Остановился, смотрю на него, придумы ваю, как лучше обратиться. Это ему не понравилось, он крикнул на меня сердито: — Чего вытаращился?! Здесь посторонним не положено! — Дяденька, возьмите на паровоз до Исилькуля. — Дя-де-енька! — передразнил он меня. Поставил у колеса маслен ку и, ветошью вытирая руки, осмотрел неторопливо всего: — Что это за бандура у тебя? — Это из больницы. Спина у меня больная. Лежать в этом коры те буду. В нашу больницу меня отсюда. А билет не достал. — Обожди,— сказал мужчина,— сейчас.— Он поднялся по крутой лесенке в паровозную будку, через минуту высунулся оттуда в окошке: — Эй ты, с корытом, лезь! Старая роща с высокими, редкими деревьями без подлеска выгля дит пустынной и унылой. Под корявыми, длинноствольными березами деревянное здание больницы кажется вжатым в землю, в грязный мар товский снег, будто стремится спрятаться от этой бесприютности. Несколько веселее глядят ее низкие, большие окна в сторону ябло невого сада. Сад тоже старый и запущенный, но он мне кажется живее и приютнее этих заматерелых, взявших в полукольцо больницу, дрему чих деревьев. Проходя мимо больничных окон, я пристально вглядываюсь в их черные провалы, пытаясь увидеть, что там, за ними... И чего только не рисует мое воображение... Когда сошел с паровоза, думал поначалу зайти к брату, переноче вать, а утром уже сюда. Но на жестяной сидушке в паровозной будке так меня натрясло, что едва терпел боль в пояснице. Какой тут брат, думаю, добраться бы до больницы. Врач, пробежав глазами направление, оглядел меня, мою ношу,.. Чувствую, что сейчас что-то очень важное для меня решается, стою, ^72
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2