Сибирские огни, 1989, № 7

Он приблизил ко мне лицо, взял за руку: — Ты пойми! Если бы что серь­ езное— лечить бы стали или документ выдали. Понимаю, что ему искренне хочется, чтоб я не болел. Меня только удивляет, почему он думает, что я этого не хочу. — Не только наплевать,— рад бы что похуже на нее сделать.— Я просительно заглянул в глаза бригадира.— Владимир Васильевич, дал бы ты мне недельку отдыха. На печке бы прогрелся, отлежался и тогда все бы прошло... Правда! — Иван Егорович,— лупатые глаза его округлились от изумления, — ты сам это придумал?! Один?! Или кто присоветовал?! Ты, что ли, Фекла?! — Я ни-ика-ако-ого ва-аше-его де-ела не зна-аю,— обрадовалась шутливому к ней обращению Фекла. — Посевная на носу, Ваня. Весну дружную обещают. А у нас?! Ин­ вентарь не отремонтирован. Семенной материал не протравлен. Картош­ ка гниет — перебирать надо. А работников — раз-два и обчелся. Что по­ советуешь? — Не без глаз я, Владимир Васильевич, вижу, понимаю... Ну хоть работу смени. Не могу я больше дрова... — Ладно. С недельку, Иван, потерпи. Есть у меня в перспективе добрая для тебя работа. С неделю еще возил я дрова, потом дорога совсем раскисла — по­ ездки в лес сами собой отпали. Стали использовать на дрова жерди с загонов. Три дня отдыхал. Вылежался, отоспался — даже мать не беспо­ коила; надоедать уже стало безделье. И тут, как по заказу, Владимир Васильевич на пороге: — Ну, Иван Егорович, дожили-ожили! — И сияет, словно полная луна.— Весна вовсю шпарит! Ты-то как? Отлежался? Вижу-вижу! Как ни трудно — нашел тебе обещанную должность... И вот я стал пасти скот. Трудно было в первые дни. «Куда?! — орешь на какую-нибудь отбившуюся от стада коровенку.— Куда понес­ ло?!»— вопрошаешь все стадо, а они и ухом не ведут. Однако вскоре приобвыкся в новой должности, приноровился к повадкам скота, узнал в «лицо» каждую корову. И скот стал признавать во мне своего хозяина. Пастушья работа — не топором махать, здесь главное — крепкие но­ ги. Ноги-то у меня были крепкими, но не выдюживала спина. Теперь не только мучительно больно было подниматься утром с постели, но и после того, как присаживался на короткий роздых у стада, разминался с трудом. Приучился отдыхать стоя, опершись руками и грудью на пал­ ку. Вечерами возле клуба собиралась молодежь. И как ни уставал за день — тянуло к ребятам. Но ни в танцах, ни в каких шумных играх я не участвовал: боялся неловких движений и случайного толчка в спину. Са­ дился у стены клуба на корточки и наблюдал. Особенно любил смотреть, как дочь учетчика Фенька, бригадирова Надька соревновались меж со­ бой в плясках и припевках. Девчонки — бойчущие, первые заводилы-пе­ ресмешницы... Как-то в один из вечеров Фенька, выпятив живот и подгибая ноги в коленях, пошла, вихляясь, по кругу, выкрикивая со смехом: «Шире грязь — навоз ползет! Ванька Шипиленков идет!» И все захохотали. Как с казни, шел от клуба домой. Хотя эта Фенька всех подряд пе­ редразнивала, но никого еще так зло... Щадя больную поясницу, я пре- гибал ее, выпячивая живот, и ногами пружинил, подгибая их в коленях. Попробовал ступать твердо, но первый же шаг отозвался болью в спине. Выходит, что я так вот, неосознанно, прилаживался, приспосабливался к своей неотвязной болезни. Лето выдалось теплое, с редкими грозовыми дождями. Я вольготно чувствовал себя со скотом среди зеленых просторов. Да и к боли я уже притерпелся. К осени — уверял себя — совсем заживет. И тут выпало мне испытание, которое было мучительнее всех болей поясницы. 62