Сибирские огни, 1989, № 7

— Так я, Ваня, завтра тебя... Бригадир за козырек поправил выцветшую до пежин кепку, и взял с места в галоп. Моим коням трудно взять резво с места груже­ ную горючевозку, и я подстегиваю их кнутиком: «Но, холеры!» На всю дорогу Тимофей Васильевич испортил мне настроение. Хотя, если разобраться здраво, какой он мне начальник? Я теперь у Ни­ колая Матвеевича в штат тракторной бригады зачислен... Надо было и сослаться на это. Мне не хочется ехать за дровами для Владимира Васильевича. И не потому, что тяжело их привезти — трудно угодить его жене, Нюроч­ ке. Привозил как-то... Пока разгружал, изнудила: и тонкие — пилить нечего, и кривые — не расколоть Володеньке... В отряде я передал учетчику по накладным горючее. Сторож Ва­ силий помог сбросить бочки с брички и закатить их под навес. Распряг коней, спутал, пустил пастись — подкормятся пусть немного. Зашел в вагончик: может, осталось что поесть.__ В одной половине у стола кухарка полоскала в тазу посуду. В другой сидел у ращии тракторный бригадир Николай Матвеевич, нажимал на кнопки и кричал осипшим голосом: «Алле! Эмтэес! Алле! Чтоб вас подрало!» Выждав, когда он чуть примолк, вслушиваясь в прижатую к уху трубку, я пожаловался, что полевой бригадир за дровами меня посы­ лает, тогда как я непосредственно теперь его, Николая Матвеевича, ра­ ботник. Он глянул на меня сердито: «Иди-ка ты... Не лезь на грех! По­ сылают — езжай! — И опять в трубку: — Алле!..» «Какие мы все такие!..— молча огрызнулся я и перешел на полови­ ну кухарки.—Дай, Дуська, поесть». Поел загустевшей, остывшей лап ­ ши. Вышел из вагончика, сел подле него на утоптанную землю по­ курить. Сторож Василий подсел рядом, забрюзжал: — Им ведь что? Кто тянет, того и погоняют... Мое ли дело с боч­ ками возиться?! Охранять их поставлен, а не катать! — Чего ты мне-то? Говори бригадиру...— злюсь я и сам жалуюсь ему: — Меня вон тоже не по назначению часто... — Не поддавайся,— оживляется Василий.— Тебя не могут. Ты не полноправный. Шестнадцати-то нет?! — В сентябре исполнится. — То-то и есть! Твой голос на собрании еще не значащий. По­ тому и спросу с тебя настоящего нет. Я загасил о подошву ботинка окурок, поднялся. — Ты, Василий, сам еще здесь мало чего понимаешь. Одно — для общественного дела, и другое — для кого-то... Кони отдохнули, напаслись немного. Поймав их, вновь запряг. Пока съездил в первые леса кухарке за хворостом, о т в р коней на табор — солнце опустилось за горизонт. В деревню, домой, пришел в густых сумерках. Моя мать любила держать квартирантов, хотя в нашей избе и так было тесно. Одну половину занимала русская печь, в другой — от порога деревянная кровать, на которой спал я; дальше — весь пе­ редний угол загромождал диван. В кути — стол, лавка у одной стены, в углу— хлебный шкаф. Две табуретки и скамейку гоняли туда-сюда — везде мешали. Но квартиранты охотно селились у нас, занимая летом передний угол с диваном, зимой — верхний ярус избы — печь и полати; тепло и раздольно им там было! Когда я был маленький, жил с ними в дружбе, так как заслушивался рассказами этих, чаще всего бывалых, людей. Больше года одни и те же постояльцы у нас редко задержива­ лись. Поначалу робкие, предупредительные, они потом, как говорила мать, повтирались, вступали с ней в пререкания, которые неизмен