Сибирские огни, 1989, № 7

я ответил ему: — А вы не забыли, барон, что миллионы людей не дадут вам раз­ ворошить костра до конца. Это старо и просто, вспомните Нерона. — Что вы хотите сказать? — Миллионы не захотят пользоваться иллюминацией, которую вы предлагаете им, тогда... — Что тогда? — быстро спросил он. — Понимаю! — закричал Юнг и, повернувшись ко мне, хлопнул себя по затылку, как делал уже не однажды. Я кивнул ему головой. ...В Урге царит оживление. Вчера я присутствовал при отправке на север первых частей, которые должны ударить по красным. Юнг отправил всю «тоскующую сволочь», как я называю людей, желающих умереть за династию Цин. Бандит Канака заполнил сво­ ими людьми первые ряды этого отряда. Перед отправкой барон ска­ зал небольшое слово и солдаты покрыли это слово криком «ура» на пяти языках. Китайцы, монголы, сербы, русские и даже два офицера- литовца, которых барон, изволя шутить, назвал одного Убегайтисом, а другого Догоняйтисом. Весь этот сброд шатался, как пьяный, и пел песни. Тоскующая сволочь была довольна разрешением, данным ей Юн­ гом —убрать и делить добычу. Они ушли, сдерживая коней. Полковник Шибайло снял фуражку и перекрестился, провожая взглядом уез­ жающих. — Ты вовсе на Кутузова не похож! — резко сказал ему Юнг. Полковник покорно надел фуражку. Тоскующая по подвигам и наживе сволочь увезла впереди себя голубое знамя. Почему голубое — никто не знает, в том числе и я. В этот день за ужином у нас произошел такой разговор: — Барон, скучно брать и разрушать города. Тоска... Одно и то же везде, нет триумфальных арок, в каждом городе вы увидите сначала кладбище, потом бойни, тюрьмы, больницы... Труп у забора, лужа кро­ ви... а победитель торопливо после боя, у стены, позорно вывернув коле­ ни, стоит, отдавая должное природе, и мутный пивной поток шипит, ме­ шаясь с чистой чужой кровью. Или так... Орудийный выстрел, со стены дома сыплется штукатурка, лопаются стекла, ребенок роняет куклу, дым рвется из окон, солдаты, пригнувшись, бегут по мостовой, их сапо­ ги вымазаны кровью, в крови щеки, и их нельзя вытереть даже рука­ вом, потому что и он забрызган кровью... Барон не прерывает меня. Он смотрит в угол комнаты; его зрачки суживаются и делаются похожими на огонь тонкой свечи — каждый. — Война — святое дело,— бормочет он вдруг, как будто читая кни­ гу. — Ерунда,— возражаю я.— Вы бредите крестовым походом, но ведь и раньше война была грязной. Крестоносцы не были Роландами. Они бо­ лели кровавым поносом, барон; их косил тиф и лихорадки... Вонючие л а ­ геря, червивая похлебка, тухлая вода. Они добивали пленных, перехва­ тывая им клокочущее горло, рылись окровавленными пальцами в сня­ той одежде... — Сейчас проще,— спокойно перебивает он.— Сейчас сами плен­ ные снимают с себя одежду перед расстрелом. Их заставляют... Это де­ лается везде... Война остается войной, Збук. — Вас трудно переубедить... — Очевидно,— деревянным голосом соглашается он и выдувает та ­ бак из папиросы. Опять случай с «офицеришками». Он ненавидит их. Вчера я писал приказ, где были такие слова: