Сибирские огни, 1989, № 7
Редакция журнала «Литературное обо зрение» тогда присоединилась к этому за мечанию: «Л. Аннинский в своих рассуждениях опирается не столько на конкретный матери ал, на реальное многообразие характеров, изображаемых Шукшиным, сколько на собственное, достаточно вольное, «общее представление» о нравственно-философском пафосе этого писателя». В том же году жур нал «Вопросы литературы» подчеркивал, что наряду с меткими характеристиками в выступлениях этого критика есть «наблюде ния, грешащие абстрактностью, сводящиеся к произвольной, если не узкоформальной, перетасовке чисто сюжетных ситуаций, от дельных изобразительных приемов». Казалось бы — король гол, и если ему не во что одеться, то в приличных домах перед ним просто не должны открываться двери. Ан нет! В ноябрьском номере за 1976 год журнал «Север» помещает статью Л. Ан нинского «Путь Василия Шукшина», кото рая наполовину состоит из критических вы водов, уже получивших нелестную опенку в «Лигобозрении». Что это — неразборчивость или просто неосведомленность о том, что делается в критике? Через три года этой работе Аннинского было высказано писательское недоумение на страницах журнала «Наш современник». Справедливо отмечалось, что многие из обобщений Аннинского «носят слишком «от ветственный» характер, чтобы их можно было оставить без комментариев». Однако вслед за этим журнал, призывавший «по возможности... корректировать» критиков, неожиданно пришел к примирительному выводу: «Образы, созданные Шукшиным, настоль ко емки, настолько «заряжены» всевозмож ными ассоциациями, что читательское соз нание, непрерывно обогащающееся новым опытом, воспринимает эти образы во все более и более широком жизненном кон тексте», а потому подобное «слишком «зор кое» почтение» Шукшина (это у Аннинско- го-то! — Н. В.) «можно считать даже до известной степени естественным». Много-де будет у Шукшина прочтений, что ж поде лаешь!.. За что же боролись? Какие идеалы отста ивали страницей раньше, если милостиво затем отдаем все на откуп «параллельным» душам? Этот вопрос родился у меня не сегодня. Но и сегодня, оказывается, я могу повторить его с не меньшим основанием. Потому что ничего не изменилось. И когда я с надеж дой открыла последнее из изданий Шукши на — его трехтомник, выходивший в «Моло дой гвардии» с 1984 года,— то среди ком ментаторов, наряду с Л. Н. Федосеевой- Шукшиной, обнаружила того же Аннинско го. Правда, в комментариях прорезаться со своим восприятием почти невозможно, зато уж во вступлении его голос прозвучал не« двусмысленно. В том самом вступлении, ко торое очень тепло написано уважаемым мною Сергеем Павловичем Залыгиным. Не знаю, как уж так получилось, но С. Залыгин не нашел среди просмотренных им критических работ о Шукшине ни одной, которая была бы столь близка к самому Шукшину, как статья Аннинского о «шук шинской жизни». И вот уже даж е Залыгину герои Шукшина стали казаться кем-то вро де самодеятельных изобретателей, но не в технической, а в социально-нравственной области! Впрочем, мы уже и впрямь стояли у той границы, за которой ирйшлось бы за ново создавать, то бишь изобретать, нрав ственность... Понимаю, что загруженному сверх голо вы Залыгину некогда было досконально изучать все критические рьаботы и он впол не мог попасть под обаяние изящной сти листики Аннинского. Но неужели он тоже готов вслед за ним выискивать в произве дениях Шукшина жалость к героям там, где у автора была гордость за них? И вы давать за «душевную пустоту» то, что в по нимании Шукшина было проявлением не сломленной духовности?^ А ведь он, предсе датель комиссии по литературному наслед ству В. М. Шукшина, невольно отсылает чи тателей к статьям этого критика. И есть ли в таком случае гарантия, что когда-нибудь в каком-нибудь сборнике вновь не выгля нут на свет и иные, жизнью опровергнутые соображения «параллельных» критиков о творчестве Шукшина? Вот о чем болит моя душа и вот о чем я не могла не сказать... Более всего я ценю рецензии не специа листов, а обыкновенных людей, поспешив ших в печали утраты в алтайские Сростки и оставивших свои записи в книге отзывов музея Шукшина. Пусть они достойно и за вершат эти мои долгие размышления. «Спасибо от имени всех добрых людей». «Не могу писать — плачу. Надо все чи тать, читать, заново думать и жить с наро дом рабочим». «Что я могу сказать о нем? Что могу до бавить? Ничего. Посмотрю еще раз на Сростки, возьму его книгу и попробую стать лучше». «Моя б воля — я б вам второе сердце от дала, свое— чтоб ваше отдыхать могло...» «Он любил помолчать. Помолчим и мы». Помолчим... И погорюем в тишине, что нет Шукшина сегодня рядом с нами,— ни в жизненных битвах, ни в литературных баталиях. Он многое помог бы нам увидеть и понять. Но время его еще придет — когда, устав шее от сражений и ссор, молодое поколе ние, Шукшина не знавшее, присядет нена долго отдохнуть да так и забудется над его тихими, светлыми, очищающими строками. Так будет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2