Сибирские огни, 1989, № 7

роеда. Вот единственный почти выход кре­ стьянству из бедности и темноты, видная, по сельским воззрениям, мужицкая карьера. Если бы дать другой выход энергии', ини­ циативе лучших сил деревни и если бы дать возможность трудолюбивому землеро­ бу получить сначала временно, в виде иску­ са, а затем закрепить за ним отдельный зе­ мельный участок, вырезанный из государст­ венных земель или из земельного фонда Крестьянского банка, причем обеспечена была бы наличность воды и другие насущ­ ные условия культурного землепользова­ ния, то наряду с общиною, где она жизнен­ на, появился бы самостоятельный, зажиточ­ ный поселянин, устойчивый представитель земли »...2 Как видите, у П. А. Столыпина вполне демократическая позиция; умелая защита этой позиции перед Николаем и правитель­ ством привела вскоре к тому, что община стала стремительно разваливаться и тысячи крестьян возмечтали о самостоятельном, за ­ житочном хозяйствовании. Вот и Данила Медведев, собрав нехитрый скарб и снаря­ див в дорогу дочь и трех сыновей малолет­ них, оказался после первой русской револю­ ции в наших местах. На Половине, против Утая, им нарезали участок, дали пособие. Работали Медведевы с утра допоздна все — и взрослые, и дети. Корчевали березник. Подросли Алексей, он был старшим, и Никита, и вскоре помогали отцу как взрос­ лые. Алексей был невеликого росточка, сухой, но жилистый и как покачала долгая жизнь — необычайно выносливый. К разделу Д а ­ нила Медведев приготовил сыновьям пять коней, трех коров и двадцать овец, но ж е­ нить отпрысков не успел, скончавшись вне­ запно в 1913 году. Нам придется после возвращаться еще раз к судьбе старшего из братьев Медведе­ вых, а сейчас скажу только, что Алексей женат был, по возвращении с мировой вой­ ны, на признанной красавице Надежде Кузьминичне Фурмановой, Фурманова — девичья фамилия Пелагеи Кузьминичны Царевой, матери нынешнего председателя колхоза имени Кирова, мы встречались с ней на этих страницах, вдовы Николая К ар­ повича, пока знакомого нам заочно. К 1930 году у Алексея Даниловича было сильное хозяйство; когда, по долгому раз­ думью, он понял — колхоза не миновать, он ввел на общественный двор трех жереб­ цов. Упрямого и умного Медведева избра­ ли председателем артели «Сеятель». Вроде миром обошелся переход к новой жизни, но Алексей Медведев задумал обо­ ронить артель от набегов дежурных уполно­ моченных — сначала потребовал не вме­ шиваться в коллективное хозяйствование, а потом поехал в Тулун, набрался смелости и сказал секретарю РИКа: «Толку от ваших товарищей мало, а вреда много. Лучше пущай они приезжают, когда мы урожай снимем, раз в году. Примем как дорогих гостей на обжинках». Смелость обошлась боком — в Половину приехал очередной уполномоченный с пись■Другой — значит по Столыпину — некулацкий путь., менным циркуляром и Медведева скинули с поста, обозвав ходовым ругательством «подкулачник». Алексей Медведев потребо­ вал на собрании слова, рассказал, из какой бедняцкой семьи выбился его отец, Данила Иванович, полукрепостной помещика Мисе- вича, и как он, Алексей, вернувшись ране­ ный е войны, сам укрепил хозяйство и ни­ когда не прибегал к найму чужих мужиков или соседей. Уполномоченный отвечал: — Это не меняет дела, по нутру ты под­ кулачник, — Медведев плюнул публично под ноги уполномоченному и ушел домой... Теперь пристала пора вновь возвратиться в родную Евгеньевку. Почему родную — на пепелище ее жил я неделями. Все никак не верилось, что под угольями этими тлеет такое богатое и красочное былое, некогда полное задора и мускульных сил. Роман Сидорович Гнеденко: — В 1927 году прошло у нас переземле- устройство, удобно всем старожилам и но­ вичкам нарезали полосы, в пять десятин. С района шли напасти, но нас не одолели. Царствовать, по чести говоря, не получи­ лось, лихие налоги соки тянули, но все од­ но жили — через раз тужили. Весной 1930 года приехал чернявый такой из себя, глаза острые, Самуилов, собрал нас до кучи: «Че- то вы, — говорит, — засиделись на завалин­ ках. Товариществов вам не надо, уполномо­ ченных самогонкой спаиваете. А пора сооб­ ща хлеб содить, пора». Мужики самосадом пускают в него и молчат. А он как закри­ чит: — Загоним кнутом, раз в вас вредство такое! Всех уговорили вокруг вашей глупой Евгеньевки, а тут кнут возьмем. После крика часть мужиков решили по­ пробовать и сбились вместе. Отец же мой упрямился и не соглашался сойтись. Тогда землю у нас отрезали (я был молодой и меня отец еще не отделил), и далеко дали два неудобных лоскутка. Р аз отец говорит: «Мой городок-то уж под землей, а тута в городок не сойдемся. Силком городок нель­ зя строить...» После той еще войны у отца левая рука почти не работала, только боль­ шой палец шевелился, тяжело ему приходи­ лось, но я помогал ему во всем и заменял отца. А он терпел и нам велел терпеть. От­ станут, дескать, отвяжутся. Самым крепким хозяином в Евгеньевке считался Максим Абрамович Краснощеков, покладистый и тихий мужик. Но он не по­ шел в колхоз, его зачислили в кулаки и вместе со старшим сыном Степаном сослали в Туруханский край, откуда они не возвра­ тились. Жена Максима скоро умерла от горя. А семья у них была такая к 1930 го­ ду: три взрослых сына, взрослая дочь, двое малых детишек, старуха-мать. Земли раз­ работали Краснощековы шесть десятин; потом, учитывая, что сыновей он, Максим, собирался отделять, прирезали еще три де­ сятины. 4 коровы, 3 коня и птица имелись. Максим был всю жизнь кузнецом, кузню поднял. Наемных мужиков никогда у него не было, падал от усталости, но сам дело вел, а тут сыновья подросли... Отобрали у них все: взяли кузню, в колхоз увели лоша­ дей и коров, а потом и дом отняли. Дом этот сохранился до сих пор. У Ермила Архипенкн отобрали двух кО’ ней и двух коров, отрезали землю, послед­ ние годы Ермила подметал улицы в Тулуие.