Сибирские огни, 1989, № 7
повез отчет в исполком, а там велят; «Кол хоз пора делать, сейчас отчет сдашь и по едем». Я плечами пожал. Бруев, начальник орготдела Лесхимсоюза, увязался со мной. Собрали двенадцать хозяев, записали в листок. Бруев объявил: «Кто не пошел, у тех земля отымается». Тут новые, двадцать два хозяйства, пришли. Надежда Егоровна Ломакина, мы с ней тоже познакомились раньше; — Муж отделился от отца, свекра моего, в 1929 году. Бедой запахло, свекр и гово рит: «Меня разорят, так хоть ты в своей избе жить будешь». Далеко видел Федор Васильевич. Скоро отобрали у него все, из города прибыли какие-то и войну начали. Согнали семей пять, с малыми ребятами, на мельницу, охрану поставили. Тайно мы де тишкам молоко носили. Михаил горько плакал — за отца переживал. Тут поднесли налог и подчистую грозили оставить. Тогда Михаил записался в «Максима Горького», а свекра когда выпустили из-под стражи, уехал он в Биробиджан, больше не видели его... Алексей Степанович Татарников, сын Ари ны, ему сейчас пятьдесят пять лет: .— Я был мальчиком, когда отцу велели добровольно вступать в колхоз. Отец не по шел, приказали ему сдать сорок три цент нера зерна... А нас шестеро малых, у отца с мамкой, не могли справиться с планом. Тогда все у нас отняли... Мельница, заби тая, сгорела, а плотину прорвало льдом и разворотило... Мыкались мы, отец сторожем устроился в Тулуне, я дрова пилил по дво рам. Три кубометра распилишь ручной пи лой и поколешь — глядишь, тебя покормят и денежку дадут... Забегая вперед, скажу: Алексей вырос богатырем, брал восемь пудов на плечо. Ушел в 1941-м воевать, заслужил грамоту маршала Говорова, орден Славы, медали всякие; но не об этом он рассказывал мне, сидя за чашкой чая. — Ходил я по людям, надоело, пришел в родную деревню. Время пахоты, тепло. Му жики в поле. Я стал перед ними и молчу, хочу сказать, а давлюсь. Возьмите, хочу сказать, в колхоз меня, устал я ходить по чужим местам. Сказал. Иван Умаров, про тивный такой мужик, кричит; «Да чё от не го пользы, от пацана?..» А Михаил Л ом а кин, переживши свое горе, говорит: «Дед и отец могутные у Лешки, скоро и он выпра вится — мы за ем не угонимся, попомните, мужики». Так стал я малолетним колхоз ником, и старался, старался угодить, чтоб не прогнали меня. А вот голос краснодубравской Марии Ивановны Долгих, 1902 года рождения. — Я давно замужем была, жили в Сатае. Вдруг гром — силком гонят в колхоз, а нет — кулачат. Мы кинулись из Сатая в Заусаево, и тут кумпания зачалась. Тогда мы кинулись в Дубраву и сколь еще пожи ли своим умом... Тимофей Егорович Горюнов — коренной заусаевский житель — делился пережитым деликатно. Сначала выдал директивную ус тановку, одобрил ее, похвалился участием в классовой борьбе и службой в милиции. .— Прикатил уполномоченный РИКа Куп ченко, старый, с лесозавода, дали ему за данье просветить наши головы. Собрал он бедняков. Задача, велит, простая .— подве сти к раскулачиванию. Мы молчим, смир ные. «Не ясна зад ача?»— спрашивает. Мы молчим, нас-то че подводить. Кто богатый — того и подводить. Тогда он список вынат... Горюнов и приятели прошли железной метлой по Заусаеву, и не только по Заусае- ву. Добрались до заимок, до хуторов. В чис ле раскулаченных лишь три человека были воистину богатыми, и лишь один применял наемную силу. Осип Татарников — звали кулака. Осип держал пять батраков, было у него 20 лошадей, 15 коров и нетелей. Го рюнов и приятели одного зерна выгребли подвод двадцать. Правда, у Осипа было три взрослых сына, между которыми — на че тыре хозяйства — хотел Осип поделить свое добро, да проморгал срок. Отобрали у него два дома. Куда он сам подевался? Бежал в Томск и там кончил самоубийством. А тридцать середняков, лишенных нажи того добра, пошли кто куда — по городам и весям страны, подались и в колхозы, ме стные и дальние. Годом спустя иные от правились в места отдаленные... Так среди них оказался хромоногий Семен Жуков, вечно ходил — на одной ноге сапог, на другой чирик, прижился у него недоумок Гриша («Глиша», — звал себя недоумок), пахал и сеял, питался вместе с Семеном за одним столом. Но зачислили Жукова в ку лаки и прогнали за 150 километров от Зау саева, а старуха его осталась одна с девка ми. Алексей Данилович Медведев век свой доживает (ему восемьдесят четыре от ро ду) в Заусаеве, а родом он из Белоруссии. Родители его числились крепостными по мещика Мисевича, мальчишкой Алексей Данилович воровал яблоки в помещицком саду. Хотя кругом земли были обширные, озера и степь, крестьяне страдали от беззе мелья. На девок вообще земли не нарезали. В 1907 году Медведевы поехали в Сибирь за благами, обещанными Столыпиным. По путно хочется сказать — у Петра Аркадье вича Столыпина, когда он стал не только предсовмина и министром внутренних дел. были и вполне либеральные, человеческие идеи. Вот строки из всеподданнейшего отче та, написанные в 1904 году, когда Столы пин был саратовским губернатором. «...Доказательством того, насколько кре стьянин нуждается в земле и любит ее, слу жат те несоразмерно высокие арендные цены, по которым сдаются ему земли в не которых уездах. В хороший год урожай с трудом оправдывает эти цены, в плохой и даж е средний — крестьянин даром отдает свой труд. Это создает не только обеднение, но и ненависть одного сословия к другому, озлобление существующим порядком... Ж аж да земли, аграрные беспорядки сами по себе указывают на те меры, которые мо гут вывести крестьянское население из на стоящего ненормального положения. Естест венным противовесом общинному началу является единоличная собственность. Она же служит залогом порядка, так как мелкий собственник представляет из себя ту ячейку, на которой покоится устойчивый порядок в государстве. В настоящее время более силь ный крестьянин превращается обыкновенно в кулака, эксплуататора своих однообщест венников, — по образному выражению ми
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2