Сибирские огни, 1989, № 7

нет... А сани — сани, паря, сложить умеючи надо. На полозья матерьял березовый идет — береза гибкая, а на обода и сосну можно распарить. Сани я любил мастерить. Если разогнаться, то в три дня сани готовы. Сам собой — для балы, копыльев, облока заготовочки должны быть готовы раньше... За всю жизнь изготовил Иван Дмитрие­ вич столько саней и телег, и починил столь­ ко хомутов, и граблей смастерил — на весь нынешний колхоз имени Кирова хватило бы, если бы вдруг в колхозе враз сломалась вся техника... Ж аль — нельзя читателю воочию увидеть подеревную, вдохнуть дух десятилетий, ко­ торые нарубцевались на бревнах избушки. Здесь, в подеревной, подступается к тебе высокий смысл бытия дедов, сызмальства научившихся работать и не умеющих от­ дыхать. Но если бы существовал господь бог, пусть бы подарил он малую часть су­ щего: огород и избушку на задах, старика на припеке, с которым можно — о прош­ лом — молчать, и того довольно. СТАРОЕ И НОВОЕ. ПРОДОЛЖЕНИЕ Глава пятая Могли ли все эти люди, изработавшиеся на полосе или в подеревной, жить безнрав­ ственной жизнью? Были ли греховны их по­ мыслы и поступки в пору становления но­ вого строя? — праздные вопросы с заранее известным ответом. Другое дело — несли они, Жигачевы и Казакевичи, Непомнящие и Герлецкие, Та- тарниковы и другие, в себе самих черты нового, осознавали ли себя носителями но­ вой морали, буде таковая родилась? Припомните рассказы Александры И ва­ новны Огневой и Евдокии Наумовны Пере- лыгиной. Почему они не рассказывают нам про комсомольские собрания, про красные обозы, что ли, про товарищество в труде?.. Молчат об этом и герои последней главы. А мы ждем — вот оии запев сделают: Ре­ волюция! Долой стариковские заповеди! До основанья разрушим тот мир и примемся новый строить! Кто был ничем, тот всем станет!.. А герои вместо необычайного обычайное вспоминают, а читатель-то раздражен. Уклон — правый? левый? — заподозрил. Н невдомек читателю — о новом я достаточно рассказал: в девках праздновали Огнева, Перелыгина иль Аксинья Непомнящих — а девичество их пало на 20-е годы. Если праздники их похожи на праздники дорево­ люционной поры, то я тут ни при чем, тут по-другому надо вопрос ставить. Если рабо­ та была изнурительной, то, может быть, надо еще и результат посмотреть той рабо­ ты. Так ли уж он плох и безрадостен, ре­ зультат-то? Не случайно, начав предыдущую главу о нравственности, повернули мы к работе. Там, где человек много работает, да не из- под палки на чужого, а на себя, — там и ищи нравственную жизнь. Д а что там го­ ворить — иные из этих мужиков и женщин на чужих горб гнули, а во сто раз нравст­ венней соседа, мастера Гриши, третье лето подряд забивающего козла под моими ок­ нами. И дом для Гриши — не дом, и рабо­ та у него — посторонняя, на отлете.., _ _ Там, где человек ненарочно работает, он и веселится, и сердится ненарочно. И если жизнь не придумала новых песен, он и «Ухарь-купца» приспособит, а то и частушку пустит, слеза прошибет от той частушки: Вы не бойтесь, девки, дегтя. Бойтесь мазаны х ворот, Вон его несет нелегка. П роклятущ ий наш идет... Точнехонький адрес у частушки: 20-е го­ ды — Никитаево. Суров обряд деготный, да не отменишь его декретом. Деготный опыт, каким бы диковинным и дальним ни казался, есть тоже часть насле­ дия и забвению не подлежит. «Дисциплина состоит также в изучении прошлого, поскольку прошлое составляет элемент настоящего и будущего, элемент не бесполезный, а необходимый»,—. пусть за ­ морским умником сказаны эти слова, но сказаны праведно'. Будем любить прошлое, со всей горечью его, ибо на прошлом, как на дрожж ах, мы взошли. Оно верно — в характерности примера и факта есть подлинное зерно для художника, но мы не тщимся в книге этой поступить в ряды, обескровленные изгнанием из стра­ ны наипервейшего и мощного мастера. Б у ­ дем скромнее, я множу примеры для буду­ щего Толстого или Достоевского, коли ны­ нешнему угла на родине не нашлось: раз за разом собираясь в костер, примеры лучше осветят былое, нежели, быть может, собст­ венные мои рассуждения. Аграфена Осиповна Гаврилова, в девиче­ стве Архипова, помянутая мной (когда о заусаевской «Смычке» речь шла), слыла не­ когда знаменитой свинаркой, ее премирова­ ли поездкой на Всесоюзную сельскохозяйст­ венную выставку, районная газета «Знамя Ленина» писала о ней в высоких тонах. Но, рассказывая о минувшем, Аграфена Осиповна проскочила мимо славы своей а все норовила поделиться другим. В молодости Аграфена Осиповна была смуглой, глаза стреляли раскосинкой, язы ­ ком востра. Ни дать ни взять — Гришка Мелехов в юбке... Сейчас лицо ее стало ши­ ре, раздалось, обескровилось, глаза округ­ лились. Сняла косынку, реденькие волосы укатывают затылок. Муж ее, Николай Александрович Гаври­ лов, был одним из первых председателей ар ­ тели имени Семена Зарубина. Гаврилов, пусть пухом будет ему земля, отличался редкостной добротой. — Как я счастливо жила с Гавриловым, на словах не опишешь... Замуж пошла в его дом и оказалась двенадцатой в семье. Вен­ чались. Перед венчаньем приехали гости, посидели у нас дома. Подружки песни пели, дожидаясь жениха. Явились жених с дружкой и крестным, вина выпили и — по коням, к церкви помчались. Священник, отец Петр, встретил нас на ступенях. Служ ­ бу я и не слушала. Отец Петр ушел за ал­ тарь, вернулся и кольца подает. На золотые колечки денег мы не собрали, зато были счастливы и с серебряными... Благословил нас батюшка, повел вокруг аналоя. ‘ Антонио Грамши. «О литературе и искусстве». М осква, « П р огр есо , 1967 год. С, 72.