Сибирские огни, 1989, № 7

Не злорадствуя, слушали вскоре евгень- евцы рассказы про соседей. В Заусаеве колчаковцы подняли первым с постели Ваньку Завалина, подростка: «Веди по избам!» Ванька пробовал пустить слезу, а колчаковцы ему: «Аванса хочешь?» — и плеткой пригрозили. Повел их Завалин по Заусаеву. Войдут солдаты в дом, спра­ шивают молодых парней и верстают в свою армию. А незамужняя девка Дуня Лыткина (видите, снова встретилась нам фамилия Лыткиных) с испугу ничего про брата Егорку сказать не умела. Брат-то убежал на заимку, не хотел он к Колчаку идти. Тогда солдаты велят Лыткиной; «Ступай в сельскую». Так называлась сборная изба, где староста и писарь бумаги писали (стояла изба на том самом месте, где сей­ час медпункт новый для заусаевских жите­ лей построен). Девка пришла в сельскую, и другие женщины и мужики пришли. Поло­ жили Дуню на лавку, животом вниз, и д а­ вай нагайкой хлестать. Закрывала она ла­ дошкой мягкое место, ей палец переломи­ ли... В ту зимнюю ночь двадцать семь заусаевских жителей было опозорено эк­ зекуцией. Ваньку-то Завалина напоследок колча­ ковцы тоже выдрали'. Но смута — отошла, наступили-таки мир­ ные дни. В мирные дни наши села не запи­ рали ворота и жили в обнимку с округой: в Тулун и Шерагул ездили торговать и за керосином, в Иннокентьевский завод за спиртом; невест брали в соседних деревнях, а не только на месте. И посейчас живы те невесты. Рассказывает никитаевская Александра Ивановна Огнева (рассказ Александра Ивановна трижды прерывала для отдыха): — Родилась и выросла я тут, никогда никуда не уезжала. Родители мои Иван Васильевич и Фекла Никитична — негра­ мотные, но до работы жадные, жили мы не богато, но и не бедно. Еще до революции было у нас два коня, две дойных коровы, держали овец и птицу... Не знаю, повезло ли, нет, но у тяти время от времени ноги прибаливали, засту­ дил он их, так его на германскую не захо­ тели взять. Хозяйство наше и в войну не пошатнулось. Когда Ленин стал главным, брат Андрей, он 1896 года рождения, го­ ворит; «Пойду с большевиками, они по пути идут», — и ушел на самом деле. Через два года явился, в военной форме. Не корыст­ ная форма^ а все же видно — служивый. Стали дальше жить. Я-то ишо на воле бега­ ла, но к парням приглядывалась. Клуба тогда не было в деревне, летом сберемся до кучи, да в березник, а зимой на вечерку откупим дом у хозяев. Кто денежку поло­ жит, кто зерна принесет, вот и есть у нас гулеванное место на всю ночь, играем и поем, гармошку притащат — плясать пой­ дем парами. Работали много, машин не было. Но и плясали!.. А с нами увяжутся и женщины постарше, раньше слова такого «старухи» не было, не попрекали старостью; сидели и они, старые... На пасху строили качели. Поедут парни в лес, срежут на ’ Эпизод записан со слов очевидицы драмы, заусаевской старожительницы Елены Николаевны Дьячковой. * Не корыстная — значит, не очень красивая, изнош енная. стояки лесину, а сверху покладут матку. Сам.ч качели вязали из березин, через мат­ ку кольца пропустят, на кольцах качели к небу летят. Д а еще не одне построят, а три качели, чтоб девок катать. Девок в Ники- таеве хватало, по улице в ряд идут — одна другой краше. А то играли — парень кру­ тит веревку, а девки скачут. В лапту игра­ ли. Троица настанет — идем на горку варе­ ные яйца катать. А из изб пахнет пирогами. Малость пройдет ден после Троицы, тут Заговенье, теплынь на дворе, значит пора обливать водой старого и малого. Парни сговорятся, каку девку схватят, считай — в Курзанке, прямо в одежде по реке плы­ вет. Курзанка река знатная, где и конь не выплывет. На престольные праздники — в Николу' иль на Рождество парадное оде­ нешь, идем в церковь. У самой парни на уме, а стоишь, знамение кладешь. В другой раз Александра Ивановна, лукаво улыбнувшись, сказала; — А хочешь, расскажу, как мы долю свою загадывали?.. Открывай тетрадь и пиши. От Рождества до Крещенья две неде­ ли сроку, тут загадыванья и ворожба рядом идут. Замкнут девки прорубь на Курзанке и затаятся: кто придет ключ просить — в ту семью старшей из нас замуж идти. А ну как парень нелюбый — кручина поедом ест, будто и взаправду решенная моя судьба... Иль дрова с мороза принесешь, считаешь попарно поленья, одно полено лишнее, все, не позовут в невесты, быть мне одинокой... И так страстно заиграешься, что и катанок в ход идет: разуешься, да пустишь катанок через ворота, босиком выскочишь на улицу. Куда обутка носком лягет — в том краю жених грядущий живет, о тебе думает. Видно, в те годы все помыслы у девушки — пойти за хорошего парня, вот и колдуют. На Святки брали еще лучину, мочили в проруби — потом в баню, давай зажигать, у кого первой потухла, той и замуж идти. А после камень из бани берет та, кого лучи­ на указала, и к проруби. Опустит камень в студеную воду — шипит иль нет? Если зашипит камень, значит свекор со свекров­ кой злые будут... Похожее рассказала Евдокия Наумовна Овечкина, по мужуПерелыгина. Родилась Евдокия Наумовна на Иинокентьевском за­ воде. Никитаевский парень Логон Перелы- гин высмотрел Евдокию еще до войны ми­ ровой. На фронте он был ранен, рана дол­ го не заживала, он плотничал, прихрамы­ вая. Евдокия возила по селам барду (за копейки ее торговал завод — животину поить), а то дрова пз лесу прямо возом продавала. Познакомились Евдокия и Логон на за­ имке — полосы у родителей оказались ря­ дом. А поскольку у Наума Овечкина не ро­ дилось ни одного сына, мужскую работу выполняли дочери. Евдокия уже в 16 лет ходила за плугом. Каждый пашет свою по­ лосу — Логон свою, Евдокия свою, хочешь не хочешь, а познакомишься. Логон был красивый черноволосый па­ рень, и Евдокия была дородной девахой. Пожениться они не успели, хотя в 1913 году ей было восемнадцать лет, а Логону двад­ цать. А уж когда Перелыгин раненый вер­ нулся, сватать и не надо было, они наперед > Никола отмечался 6 октября. 5 Сибирские огни Мь 7