Сибирские огни, 1989, № 7
«Секретные сводки», теперь рассекречен ные, сообщают о волнениях не только в Ир кутской губернии, но и под Омском, Ново николаевском, Красноярском, Читой и т. д. Шесть деревень, вошедших в разное вре мя в колхоз имени Кирова, стояли не на пу стом месте, бушевали и над ними сквозня ки; и люди, с чьими судьбами мы познако мимся, оказались вовлеченными в события, нам придется в этих событиях разобраться не торопясь. Теперь из тех шести деревень стоит четы ре: Заусаево, Никитаево, Афанасьево и Красная Дубрава. Я застал в живых Ев- геньевку, успел вдохнуть запах ромашки на главной улице села; на моих глазах Евгень- евка разбрелась, разъехалась. Сейчас я пи шу эти строки на хуторе у Александра Дмитриевича Шолохова, ему строят дом на центральной усадьбе колхоза, и ветеран- комбайнер считает по календарю: сколько ден осталось жить в Евгеньевке. Скоро уе дет и он. Шолохов человек пришлый, ему не дове лось загадывать судьбу свою, живя в Ез- геньевке, поздно он прирос к деревне. Но и ему по прошествии тридцати лет деревня к а жется родной. Зато жена его Ефросинья Михайловна (в девичестве Жоголева) — коренная, и былое Евгеньевкн — это ее, Ефросиньи Михайловны, былое, и ее роди телей. Из всех деревень колхоза у Евгеньевки оказался самый короткий век, равный сред ней жизни человека. В 1903 году первые пе реселенцы из Белоруссии обратились в зем- отдел Тулунского (тогда Нижнеудинского) уезда, прибыл землемер Евгеньев, нарезал десяти семьям участки у реки Илирки. Ме сто белорусам понравилось — заповедная долина, укрытая со всех сторон горами, и река — чистая и рыбная. Один из поселенцев, Пахом Казакевич, белобрысый мужик с нимбом пророка, лю бил в конце рабочего дня сесть в тесный кружок односельчан и подзудить их на страстный разговор. Ефросинья Михайловна, девочкой слу шавшая те мужицкие беседы, диву дава лась, как умел Пахом из явных пороков из влечь выгоду. Так, удаленность Евгеньевки от Братского тракта Пахом возводил в положительный абсолют: — Одинокий враг поленится ехать гра бить нас, а все враги сообща в леса наши не кинутся сломя голову. Стоять Евгеньевке во веки веков! Или подступились новоселы колодцы ко пать, но не добрались до воды — подзем ные воды залегали глубоко. .— Поссоримся, в колодец не плюнем со седу,— сказал Пахом, и евгеньевцы, разой дясь по избам, смеялись; «Ай, Пахом, миро творец, гадатель на пустом месте». И согла шались с Пахомом. Следом за Казакевичем приехала семья Павла Баженовича Побожия, уже глубоко го старца. Побожиев снял с насиженного места указ Николая II от 9 ноября 1906 го да, которым были введены льготный желез нодорожный тариф и — главное — разре шался выход из общины. Указ закреплял и облегчал ■формальности переселенческого дела. Задолго до того царизм пытался чохом осваивать сибирские земли. Например, в 1858—1860 годах сослали сюда, в Нижне- удинский уезд (а Тулун с окрестностями вплоть до 1922 года входил в названный уе.зд , я уже говорил об этом), десять ты сяч солдат-штрафников. Думали освобо диться от смутьянов в регулярных войсках и заодно приручить дикие земли. Ничего путного из затеи не получилось — насилие всегда приводило к противоположному ре зультату. Солдаты не пожелали зе.млепа- шествовать, предались пьянству и воровст ву. Тогда по всему уезду в один месяц по явились на избах и амбарах замки...' Возвратимся к колодцам. Казакевичи, Гниденки, Побожии сделали заказ в губер нию на буровой станок, чтобы пробить глубоководную скважину, но мировая вой на (войны всегда начинаются не вовремя) перечеркнула их планы и надежды. Со страхом ждали переселенцы засухи: обме- леет-де и следом умрет Илирка. Зря боя лись. С 1903 года по нынешний, семьдесят седьмой, не раз приходили тягостные лета без единого дождика, но и в эти лета Илир ка, окруженная хвойными лесами, умела себя оберечь. До войны, в пору экономического подъе ма, русское правительство имело возмож ность увеличивать ссуды переселенцам, за ниматься дорожными работами, строитель ством приходских школ, а при уездах — и больниц. Знать, еще и потому из Поволжья, подверженного частым засухам, и из других районов европейской России ринулось мно жество народа: и русские, и чуваши, п мордва. И реклама делала свое дело: пере селенцам мнились в Сибири кисельные бе рега. Не скопом, но в течение короткого време ни в наших деревнях оказались Чубраевы н Жигачевы с Витебщины, Медведевы и Ц а ревы из Белоруссии, Гавриловы из Сим бирска, Судариковы с Черниговщины, Со- пруненки с Украины... Они привезли особый дух предприимчивости и оптимизма. Далеко отстояла Евгеньевна от тракта и Тулуна, но события в Петрограде осенью 1917 года без всякого радио или телеграфа быстро сказались в самой глубинке. При ходили солдаты с фронтов, несли почему-: о оружие за спиной и большой заряд нена висти к начальству, к городу вообще. Пер вые декреты Советской власти пугали тоже невиданностью благ. Побожий, самый гра мотный старик на селе, умер, толкователе.',! важных новостей из столиц выступал Пахом. — Теперь замиримся с германской наци ей, — говорил Пахом, — отрнне.м всякое командывание и будем жить по собствен ному разуму. А что не по нас, то ми.мо нас. Поначалу так и казалось. Шли колчаков ские отряды, застигли врасплох Заусаево и Ермаки (Ермаки стояли и стоят промеж Афанасьева и Никитаева), но до Евгеньев ки не дотянулись, а евгеньевские мужики собрали дружину (сорок дробовиков и де сять трехлинеек) и готовились оборониться от непрошеных гостей. ! Взято из книги Н. Астырева «На таежных прогалинах», очерки жизни населения Восточной Сибири, 1891 год. Москва, типография Д. Н. Ь-Ьноземцева, Арбатъ, д. Карийской.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2