Сибирские огни, 1989, № 6

ниямп литераторов прошлого века, очевидцев, так сказать, лю дей , на­ блю давш их иные «нравы нашей старины» собственными гл азам и и с близкого расстояния; выписки кое-какие сд ел ал , то, се... Как вдруг один случай — вот именно внезапный, д а ж е дикий и неправдоподобный , с точки зрения лю бого человека, стоящ его на твердых материалистических позициях,— переменил мои намерения. И тогда родилась эта повесть. Вот она: ЗДЕСЬ Пуськин Иннокентий Васильевич подрал ся с водителем такси. То есть не подрался взаимно — это, пож ал уй , сильно сказано: «подрал ся». Как щ едринский градоначальник М ик ал ад зе, Иннокентий Васильевич «не столько ср аж ал ся , сколько был ср аж а ем » . Короче, отбуцкал его так ­ с и с т— односторонне. И т ож е — мягко сказано. Этот питекантроп просто- напросто и збил Иннокентия Васильевича — ж естоко, зверски. Свалил с ног боксерским приемом и напинал под бока ботинками сорок ш естого р азм ера. Здоровый очень был, черт!.. Так что, в результате, у Пуськина ок азал ось сломанным д евятое ребро. Н о не бывает х уд а б ез д обр а . По случаю травмы Пуськин выхлопо­ тал се б е больничный лист и за сел дом а за отложенный исторический р о­ ман. Он, вообщ е-то, в и здательстве с.тужил — и на личное творчество времени у него оставалось мало. А тут открылась возм ожность — хотя бы и в р езультате прискорбного события. Значит, Иннокентий Васильевич обрядил ся в рубашку-косоворотку, домотканы е штаны (п одарок знаком ого артиста из ансам бля старинной п есни ), онучи намотал, в лапти влез и волосики бел есы е расчесал на прямой пробор... Прошу прощения, я зд есь отступление д олж ен сделать: объяснить, д.! 1 я чего он так зам аскировался . А то иной читатель подум а ет ещ е, что автор какой-нибудь ш арж сочиняет, грубо говоря — д ур у гонит. Д е л о в том, что многие сочинители к подобным , так сказать, перевоплощениям прибегают — для пущего погруж ения в атм осф еру и зо бр аж а ем о г о врем е­ ни. О собо недоверчивых товарищ ей могу к свидетельским показаниям отослать, конкретно — к известной книге Яна П арандовского «Алхимия слова». В частности, он сообщ ает, что Анатоль Франс, к примеру, когда писал свою «Ж анн у д ’Арк», столько натащил в комнату средневековых ж ел езяк , что по окончании работы буквально умолял знакомых: сдайте, мол, ребята, в м еталлолом , что ли, весь этот хлам — жи зни от него нет! М етерлинк, сочиняя «Ж и знь пчел», д ерж ал на столе тарелку с м едом — для приманки. А Виктор Гюго, тот, вообщ е, обор удовал с е б е рабочий ка­ бинет в виде застекленного фонаря над океаном . Стоял там за пюпитром, вдыхая соленый ветер, и со зд ав ал «Тружеников моря». Ну,^а Пуськин р аботал над романом из прежней крестьянской ж и з­ ни («пейзанской» — как выражался один его друг, о котором речь пой­ д ет ниж е) — и ему в таком экзотическом наряде легче было погружаться в свой воображ аемы й мир, где царили святая простота, патриархальный л а д и богобоя зн енн ое ц ел ом удри е. У него и кабинет был отделан под курную и збу (друзья -худож ники постарались ): стены обожж енными п а ­ яльной лампой плахами обиты , вдоль них — лавки крепкие, братины р а з­ ные стояли, ендовы, в переднем углу — божница. Так вот, значит, сидел он р аботал , когда к нему др уг заявился, това ­ рищ — со школьных ещ е лет. И они, как обычно, заспорили . В ернее, не заспорили — разговаривал - то один Пуськин. Товарищ был человек на редкость молчаливый, у гл у б ­ ленный в себя, к андидат каких-то наук ,— то ли физик, то ли химик,— и вечный и зобретатель, это в нем с детства сидело. Но к Пуськину любил ходить. Придет, устроится где-нибудь в уголке и помалкивает — с г л а за ­ ми вовнутрь повернутыми. Идеальный слушатель.