Сибирские огни, 1989, № 6
допотопный, в историческом смысле, орна мент так неизменно передавался из века в век... — Тем не менее, это так! Разумеется, повтора .— один к одному — не могло быть. В наших фондах нет таких класси ческих вышивок, какие собраны, например, в Сибирском отделении Академии наук, у Лидии Михайловны Русаковой. Там есть такие композиции на ткани, истоки которых прО'Слеживаются в додинастической Месопо тамии III— IV тысячелетия до новой эры. С ам ая типичная выглядит вот как: в центре некое ж енское божество или мировое дере во, а слева и справа кони или птицы. Впро чем, есть и у нас нечто подобное. Нужно смотреть в фондах... В запаснике музея нам извлекли коробки с вышивкой. Кадиков безош'ибочно выделил из стопки полотенец нужное и развернул его. В круж евны е концы полотенца были вставлены матерчатые полоски с вышитыми звероподобными существами. Их хвосты, благодаря изощренной фантазии вышиваль щицы, превратились в подобие раститель ных побегов. Просто зверями этих героев древнего сюжета назвать было невозможно — они были с крыльями. Демонические зве ри, подняв передние лапы, как бы оберега ли маленькое деревце, вышитое между ни ми. На другом полотенце с кружевным узо ром отчетливо просматривался тот ж е сю ж ет, но вместо фантастических зверей кру ж евница изобразила вздыбленных коней. — Обрати внимание,— сказал Кадиков, везде есть растительная символика: ромб косопоставленный — символ засеянного по ля, плодородия. Мировое дерево — символ жизни, продолж ения рода и в то ж е время модель мироустройства. Цветы — не просто узорчатый бордюр. Графическая основа бордюра — волнистая ритмичная линия. Это тож е древняя тема. И тож е не абст рактная. Виноградная лоза живет в волни стом ритме — то расцветает и плодоносит, то замирает на зиму. Этот бордюр — крестьянское толкование темы «вечного возвращения», здесь вышивальщица изоб разила, сама того не ведая, идею циклич ности обновляющейся вечности... Мы перебирали, рассматривали вышивку и тканые пояса, были среди этого р азноцве тья даж е тканые вожж и с тяж елыми ки стями, и Кадиков, делая краткие отступле ния в символику орнамента, несколько раз повторил: — Главное, здесь все связано воедино. Все, воедино и ничего случайного. Ведь это все вещи праздничные, даренные кому-то. Знаешь, что вы ткала на поясе М ария Тени- кина из Солонешенского района? — И не дож идаясь ответа, Борис Хатмиевич про цитировал: «Сей пояс принадлежи Евдинее неси добереги милка не марай в буденечки скидовай». Носи да береги... А на вожж ах из Мульты: «Пташечка канареечка в саду сидит ж алобно поет родимой маманики разлуку придает на имя ткала вожж и Степанида». Это накануне выданья зам уж ткалось. Разлука невесты с родным домом — как в зеркале! Когда мы уж е было закончили любовать ся чудными изделиями, Борис Хатмиевич выхватил из вороха поясов тот, что был нужен ему, и сказал: — Слушай! Р азве это не вечная тема! Ты прочитай, что здесь выткано: — «Пахнет в воздухе весной зацветает садик мой и запел среди ветвей соловейко соловей». — Это тож е о вечном,—'уж е серьезно сказал Кадиков, по.могая укладывать пояса в коробки. Рассказы вая в наших школах о русском орнаменте, я всякий раз встречал неизмен ное удивление, недоуменные взгляды . Меня не то чтобы не понимали. Нет, для боль шинства школьников это была первая встреча с русским прикладным искусством. А потому не лишне обратиться к нашему прошлому, особенно — языческому, еще раз. И для этого, как мне дум ается, небе зынтересно вспомнить о встрече с одним стариком в алтайском предгорном селе. Входя в дом старика, я заметил на дверях приколоченный гвоздями маленький ром бик. Беседуя с хозяином, спросил: «А ром бик на дверях зачем прибит?» Старик отвел глаза в сторону и проворчал: «Зачем да з а чем... Д л я красоты...» А когда он вышел на минутку из дом а, его ж ена, слыш авш ая весь наш разговор, все объяснила иначе: «Врет он, видно, стесняется. Я когда пер вым беременная ходила, он хотел, чтоб ро дилась дочка. Тогда и прибил на дверь чту фигуру...» Три с лишним тысячелетия о т. деляют нас от трипольских времен, когда впервые на территории Древней Руси появ ляется такой символ — ромб, а где-то в народной памяти ж ивут заповедные знаки и их древний смысл. Ведь точно такие изо браж ения встречаются на славянских укра шениях в кладах, которые ученые находили сотни лет спустя на пути татарского погро. ма. Ромбоидальные геометрические фигуры, совершенно аналогичные тем, что покрыва ли средневековые славянские украшения, почти без изменения очертаний перешли на предметы крестьянского быта — полотен ца с вышивкой. Но удивительно не просто формальное сходство, а то, невыветрившее, ся за столетия, символическое значение, которое придавали этим изображ ениям на ши предки. Возвращ аясь к украшениям из славян ских кладов, замечу, что не менее часто встречается на них символ жизни — только что выбившиеся из-под земли молодые всходы, ростки растений, Этот мотив широко и разнообразно воплотился в крестьянском искусстве в самых разных материалах: в деревянной резьбе, в кованом металле, в вышив'Ке. Мож ет быть, наиболее вы рази тельно он выглядит в орнаменте кованых решеток наших городов. Вариации ростка — символа жизни в алтайском металле мно голики. Он появляется в навершии ограды , в орнаменте бордюров, в ограждении бал конов, приобретая то очертания правдопо добного трилистника, то стилизованного побега, корни которого, изогнувшись, обра зуют над молодой кроной пару симметрич ных спиралей. Этот кочующий мотив встре чается и в просечном ж елезе на карнизах и дымниках, на водосточных трубах и гре бешках кровель. Одним из наиболее сквозных мотивов на украшениях является образ птицы и симво лического «древа жизни».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2