Сибирские огни, 1989, № 5

Сразу же после отсидки в помещении камерного типа Карзубого будто подменили. Незаметен он стал на зоне. И его почти все потеряли из виду. Если раньше Карзубый то и дело наносил визиты в Тавкин ба­ рак, то теперь его там не видно. И другие бараки он прекратил посещать. Мужики решили, что Карзубого укатал изолятор. Отрядный Карзубого, тот самый Шляпа, даже загордился, когда на одном из совещаний на­ чальник колонии отметил с положительной стороны Карзубого. Вот, дес­ кать, какого он осужденного перевоспитал. С должностью Карзубому повезло. Многие хотели бы оказаться на его месте. Чем же так привлекает осужденных должность учетчика? Ответ на этот вопрос хранится в глубокой тайне в сердцах осужденных, каждый из которых не теряет надежды когда-нибудь занять место Кар­ зубого. А Карзубый тем паче заинтересован молчать. Но если бы вдруг его выпустили на свободу, то он, хвастаясь по пьянке перед своими со­ бутыльниками о своей работе в колонии, говорил бы примерно так: — Представляете, шесть бригад поселенцев валили лес. Лес шел к нам на зону. А я подсчитывал кубатуру. Бухгалтерия потом брала мои данные и начисляла поселенцам зарплату. Я, конечно, шибко не хамел, но по три-четыре куба на вагонку приписывал. А они мне за это пла­ тили. Из тайги к Карзубому несколько раз присылали гонцов, которые должны были уговорить его снизить плату за приписки. Но Карзубын был непреклонен. — Вы что,— возмущался он,— арифметики не знаете? Посчитайте, сколько я вам ежемесячно приписываю. Да если бы весь приписанный лес вы на самом деле спилили, то вам бы уже негде было работать. Тайги бы не существовало. И гонцы уходили ни с чем. Вагонки из тайги идут в зону одна за одной. Лес на вагонках смо­ листый, кондовый. Срубишь из него пятистенку — сто лет будет стоять как новенькая. Лес на вагонках меченый, с автографами. Если на хлыс­ тах, на срезе, стоит по одному крестику, то Карзубый уже знает, что кубатуру этого леса надо писать бригаде Всесвятского. Если два крес­ тика — бригаде Калютина... В первые дни Карзубый едва успевал подсчитывать кубатуру. А по­ том подумал: а зачем, собственно, ее считать? В среднем на каждую ва­ гонку загружается 18—20 кубов. Грузят же на самом деле 15— 17. До 1 8 — 20 приписывает он. Теперь Карзубый считает только вагонки да смот­ рит метки на них, а кубатуру берет с потолка. За приписки Карзубый не беспокоится. На нижнем складе тысячи кубометров леса. Попробуй раз­ берись в нем. А сколько его сжигают на кострах! А сколько идет в от­ ходы! В конце каждого месяца, в зависимости от приписанной кубатуры, из тайги Карзубому передаются деньги, которые он складывает в тайник, оборудованный в стенке избушки. Иногда во время обеденного переры­ ва, когда рабочая зона пустеет и прекращается подача вагонок, Карзу­ бый закрывается в избушке, достает из тайника деньги и начинает их пересчитывать. Эта процедура доставляет ему огромное удовольствие. В такие минуты руки у него трясутся, дыхание становится учащенным, а глаза горят, как у коршуна, приметившего добычу. На лице от волне­ ния выступают красные пятна. Карзубый разглядывает купюры, сорти­ рует их по достоинству, пробует отдельные пачки на вес. И, довольный, складывает их обратно. — Молодец, Карзубый! — хвалит он себя.— Вот так надо жить. Из кармана такие деньги не вытащишь. В избушку к Карзубому частенько заходит Бурый. Он знает, что у него всегда есть чай. Поселенцы хорошо заботятся о Карзубом. Заварят они с Бурым чифирку, сделают по нескольку глотков — и сидят, воркуют. Один важный, добродушный, знающий себе цену. Другой — злой, рас­ терянный.