Сибирские огни, 1989, № 5

— У-у-у! — гудит Тавка,— Да таких образов можно найти сколько угодно. Встань-ка с бревна. Игорь недоуменно поднимается: что это он придумал? Тавка отка­ тывает один конец бревна в сторону и приседает у того места, где оно только что лежало. — Видишь,— показывает он на траву.— Прелая, жухлая. А все от­ того, что не видела солнца. Жила во мраке, бревном придавленная. А через три дня посмотри на нее: поднимется, позеленеет, вздохнет пол­ ной грудью. Так и мы. Ходим хмурые, задерганные, угрюмые. А отпус­ ти нас на волюшку — сразу же расправим плечи. Согласен? — Согласен,— улыбается Игорь.— Только грустное ты сравнение нашел. У меня повеселей. Вон видишь, корильный станок,— показывает он рукой за узкоколейку.— Прямо через его нутро проходит транспортер, по которому в станок идет сучковатая рудстойка. А из станка через минуту она выходит уже гладенькой и чистенькой. Приятно в руки взять. Если бы я писал картину об осужденных, то прежде бы нарисовал станок. Сзади него показал бы крупным планом неотесанную рудстой- ку в движении, спереди — выходящую из него уже готовую, обработан­ ную. У станка бы изобразил двух мужиков в бушлатах. И назвал бы свою картину «Перевоспитание». — Молодец! — хвалит его Тавка.— Далеко пойдешь, если милиция не остановит. Ты не заметил, кто вошел в будку? — Да вроде никто не заходил,— опустился Игорь на бревно.— Иди посмотри. В будке лежали рукавицы и телогрейки бригадников. Тавка беспо­ коился, как бы их не увели. — Пойду гляну,— направился он к будке. Двери были приоткрыты, и Тавка понял, что в будке кто-то есть. — Руки в гору! — открыл он настежь дверь и тут же воскликнул: — Пахан! Ты откуда взялся? В будке копошился тот самый старик, который когда-то арендовал у прежнего бригадира будку и пек в ней пончики. — Тише ты! — оборвал старик Тавку, повернув к нему лицо от печ­ ки, в которую подкладывал дровишки.— Не видишь, что ли! — прошеп­ тал он, как заговорщик. — Да, давненько, давненько мы с тобой не встречались,— бросил взгляд на стол Тавка.— Опять пончики,— вздохнул он.— Всю кухню обворовали! — начал он заводиться.— Давай-ка, кулинар, мотай отсюда! — взял бригадир за шиворот старика. — Что ты! Что ты! — стал сучить тот ногами. — Мотай! Мотай! — тянул его Тавка от печки. Старик схватил со стола наволочку с мукой, ведро с жиром и, ис­ пуганно косясь на Тавку, змеино зашипел: — С Чумой дело будешь иметь. Для него стараюсь! Услышав про Чуму, Тавка еще больше рассвирепел. — Крохоборы! Последний кусок у людей крадете! Старик выскочил из будки, не оглядываясь, рванул когти, прыгая по шпалам, как тушканчик. — В чем дело? — вошел в будку Игорь. — Да вон, хрыч сморщенный, приходил пончики печь. А я его шур- нул. Тянут на кухне, а потом прячутся по углам, как крысы. Фонарь у од­ ного украл конфеты— а как били. Эти же сразу у всех крадут — и никто слово не скажет. В будке тем временем появились Малина, Солодкин, дневальный, который вышел в рабочую зону, чтобы смастерить ящик для кошки. — Эх, раз! Еще раз! Еще много-много раз! — стал отбивать чечетку Малина, счастливый, что вагонов до сих пор нет.— А я чифирнул! Индю- шечку! Мужики в лесоцехе угостили! — шлепал он себя по животу. Игорь вышел на улицу. Тавка скрутил козью ножку и прилег на нары, задымив, как паровоз.