Сибирские огни, 1989, № 5

— Бурого же поняли. Даже слово никто не сказал, когда он всту­ пил в общественность. — Ты че, смеешься или дурак? — вспылил Интеллигент.— Кто такой Бурый и кто я? Бурый против меня гнида в этой жизни. Надень на него милицейские погоны — и никто не удивится. Скажут, он в них и на зону пришел. А если бы я их надел, то в колонии началось бы землетрясение. — Тяжелый ты человек, Жора. Н книги читаешь, и все понимаешь, а темноты в тебе... Вот — я. Пишу себе стишочки и пишу. И не думаю ни о каком авторитете. — Ты, Тавка, мужик. И школьное в тебе сидит крепко. Вроде бы по­ нятия у нас одинаковые, а души разные. — Ну хорошо,— решил закончить разговор Тавка,— надевай по­ вязку, а я постараюсь, кого надо, обкатать, если нужно будет. О чем еще говорили с начальником отряда? — Он меня чуть не поколотил в кабинете. Как стал кричать; отец за тебя жизнь отдал, а ты не ценишь этого! Посмотрел бы он сейчас на тебя! На сыночка на такого! Правда, в конце сказал: вступишь в сек­ цию внутреннего порядка — раньше пойдешь на свободу. Но я не потому затеял эту канитель. Мне действительно все надоело. А сообщение об отце только подхлестнуло. — Ладно, не юли. Я же тебя не осуждаю. Решил, значит делай. И пошли спать. Но заснуть Тавка долго не мог. В голову лезли всякие мысли и спря­ таться от них под одеялом было невозможно. «Для чего отрядному пона­ добилось делать из Интеллигента общественника? — гадал Тавка.— Ведь он хорошо понимает, что картежников Интеллигент ловить не будет. И докладных на нарушителей режима его не заставишь писать. Не такой человек, чтобы, надев повязку, сразу переродиться». Однако у старшего лейтенанта Маманина на этот счет были свои ре­ зоны. Да, он понимал, что традиционного общественника из Интелли­ гента не получится. Но суть в том, что тот, кто пускай даже формально становится общественником, сразу отдаляется от бывших дружков. От­ ступников из своей среды они просто не замечают. И пусть Интеллигент будет липовым общественником, зато он уже не сможет, как прежде, як­ шаться со своими корешами, не будет иметь того веса, какой имел он среди осужденных. Тогда ему волей-неволей придется перестраиваться. И тут Маманин, как говорится, попал в самое «яблочко». Не успел Тавка заснуть, как услышал команду Федора Ивановича Красика; — Бригада погрузки, подъем! Вагоны поставили! Кто-то включил свет. Мужики из бригады погрузки, как солдаты по тревоге, стали соскакивать с нар и одеваться, ворча на контролера и на железную дорогу, которая что-нибудь да выкинет невпопад: людям спать надо, а они вагоны поставили. И вот все в сборе. Луна лежит на небе, как барыня на перине, и улы­ бается томной улыбкой: эх, вы, мол, женишки! «Гав! Гав!»— отрабаты­ вают дикцию собаки и с уважением поглядывают на мужиков: не на «дело» идут — на работу! ГЛАВА 25 Человек отличается от других земных существ в первую очередь, вероятно, тем, что может приспосабливаться к самым, казалось бы, не­ подходящим для него условиям жизни. Мучается, страдает, но живет — не умирает. Да и с чего бы это умирать, если есть, где спрятаться от не­ погоды, медчасть под боком, ну а главное — кормят. Хоть не досыта, но Тавке хватает, если, конечно, к тому же отовариваться ежемесячно на пять рублей в колонийском магазине. Малейшее уменьшение привыч­ ной нормы питания тут же дает о себе знать. Тавка заметил, что у него из тумбочки стали пропадать продукты: то маргарин исчезнет, то коп-