Сибирские огни, 1989, № 5

— Ну что? — спрашивает. — Ты посмотри, как дует в окно,— жалуются ему.— Разве можно здесь сидеть? Аркаша открывает камеру, подходит к окошку. — Да, дует — соглашается он. — А что я сделаю? В это время кто-нибудь ворует дверную задвижку и прячет ее. — Отдайте задвижку! — кричит Аркаша, обнаружив пропажу.—На­ ряд вызову! Но все знают, что никакого наряда он не вызовет. Покричит, покри­ чит — и успокоится. Потом сунет в камеру несколько папирос как выкуп и получит задвижку. Таким образом у него воровали авторучку, ключ от камер и даже журнал приема и сдачи дежурств. Услышав, что Аркашу обманули. Чума возмущается из камеры: — Эй, шакалы! Не мучьте мужика. Отдайте, что взяли! Чума и сам бы не прочь побаловаться с Аркашей, но в этом нет надобности. Его снабжают дружки. Да и Аркаша нет-нет да и угостит папиросами. Аркаша уважает старых лагерников. А вот дневального по изолятору он терпеть не может. Дневальный это чувствует и в смену Аркаши старается меньше находиться в изоля­ торе. В его обязанности входит накормить осужденных, наколоть дров, растопить печки. Аркаша десять лет работает в колонии, но таких уго­ ловников, как дневальный, не встречал. Аркаша привык к тому, что осужденные боятся контролеров, остерегаются их. А с дневальным полу­ чается наоборот — Аркаша его боится. Сколько раз начальник колонии вызывал Аркашу на ковер! Н все он — дневальный. Чуть что — доносит. А сам пакостник, каких свет не видел. Обед для осужденных он прино­ сит в ведрах из столовой. Повара на кухне для изолятора всегда ста­ раются подбросить мяса, похлебку дать погуще. Дневальный же мясо и гущу вылавливает, а в камере раздает одну водичку. При раздаче стоит всегда в стороне, чтобы миской не залимонили в лоб. Бывали такие слу­ чаи. Миски в него летели и пустые и с похлебкой. А зимой в изоляторе труба! Каждое полено у него на учете. И если бы не контролеры — все бь.ь позамерзали. После обеда осужденных выводят из изолятора на прогулку поды­ шать свежим воздухом, размять кости. Прогулочный дворик маленький, сильно в нем не разгуляешься. Да и ничего не видно — вокруг забор трехметровой вышины. И лишь в одном месте, напротив торца конто­ ры, часть забора заменяет сетка. Но сквозь нее видно только окно опер­ уполномоченного и ничего больше. Наверное, опер и придумал вместо досок натянуть сетку, чтобы можно было иногда наблюдать из окна за прогуливающимися штрафниками. Но для штрафников главное не про­ гулка, а общение друг с другом. На прогулке можно раздобыть курево, передать что-нибудь на зону с теми, кто должен освободиться раньше, н ’ личные счеты сводятся здесь же, во дворике. Когда Карзубого после неудавшегося побега привели в изолятор, он метался, как сумасшедший. — И как поймали? — недоумевал он.— Одеколоном все бревна в вагоне облил, а собаки все равно учуяли. — Че бежал-то? — спросил его тогда Чума.— Б карты, небось за­ летел? Какие карты! матерился Карзубый.— Надоело, вот и бежал! Решения начальника колонии Карзубый ждал целую неделю. — Отдаст под суд или нет? — гадал он. Теперь для него все ясно, и жизнь идет своим чередом. До конца срока осталось не так уж и много. Как-нибудь и это время пройдет. А Чума, ох и язва! Он ведь тогда не поверил Карзубому и стал на- врдить^о нем справки, посылая записки на зону. Он так и думал, что Карзубый — фуфлажник. С бухты-барахты в побег не идут, да еще с та­ ким сроком. Но в ответном послании Чуму разочаровали. А ему так хо­ телось быть в камере в единственном числе. Фуфлажников Чума за лю