Сибирские огни, 1989, № 5

и все взоры устремились в сторону вагона, откуда, направляясь к вахте, шли солдаты, а с ними и пойманный побегушник. — Воры! Да ведь это Карзубый! — крикнул кто-то. — И правда, Карзубый! — опешил Бурый, забыв про свою сожи­ тельницу, и запричитал: — Ой, дурак! Ой, дурак! Сам в петлю залез! Карзубый шел, низко опустив голову, ни на кого не глядя. Издалека казалось, что он плачет. В жилую зону его повели вместе со всеми, но метрах в двадцати от обшей колонны под усиленной охраной. «Все же решился»,— подумал Тавка, вспомнив, как Карзубый пред­ лагал идти с ним в побег. Многим было неясно, что заставило Карзубого пойти на такой шаг. Картежных долгов за ним не было, перед товаришами он толсе вроде бы чист. Что же тогда? А Тавка понял Карзубого. Только сейчас. И у него случались гакие минуты, когда нервы были на пределе, терпение лопа­ лось и так жутко хотелось свободы, что он готов был броситься на колю­ чую проволоку — и рвать, рвать ее в клочья. ГЛАВА 21 — На собранью! На собранью! — открыв дверь в кубовую, кричит дневальный. — Закройся ты, чмо! — замахивается на него полотенцем Интелли­ гент.— Не даст помыться после работы! А собранье—среднего рода. По­ нял, ты, ученик? В проходе между двумя рядами нар расставлены скамейки, впереди стоит стол, который всегда, как только начинается собрание, покрыва­ ется серым солдатским одеялом, чтобы было как у людей. Одеяло хра­ нится у завхоза в кладовке и для других целей не используется. Поэтому оно выглядит прилично, за что на него неоднократно покушались: один раз его хотел присвоить Интеллигент, другой раз — дневальный. Но завхоз решительно пресекал их поползновения. И сейчас он не спускает с него глаз. Отряд успокаивается, рассал<ивается и в бараке становится тихо, как в зале заседания суда, когда слово берет прокурор. Кошки — и те, чувствуя необычность обстановки, прекращают резвиться. Завхоз ста­ вит на стол графин с водой, стакан. Отрядный однако, выступая, никогда не пьет. Графин осушают после собрания осужденные — наперегонки. Будто вода из графина вкуснее, чем из бачка. — Граждане! — встает из-за стола лейтенант Маманин.— Неделю назад в нашей многотиражной газете была напечатана статья-исповедь бывшего вора, а ныне честного труженика Никиты Перевозчикова «Здравствуй, жизнь!» Надеюсь, что вы все прочли, и мы можем ее обсу­ дить. Обсуждение построим так. Вначале с докладом по статье выступит наш библиотекарь Дрыкин, а после — все, кто пожелает, кого взволно­ вала эта статья. Прошу вас, Дрыкин, начинайте. Дрыкин был знаком всем: и московскому уголовному розыску, и осужденным. На свободе без него в Краснопресненском районе не обхо­ дилась ни одна квартирная кража, а в колонии — ни одна читательская конференция. Должность библиотекаря в колонии он получил благода­ ря своей исключительной активности, ничего общего не имеющей с ху­ дожественной литературой. На каждом собрании он первым тянул руку, чтобы высказать вслух свое мнение. Вот и сейчас, подойдя к столу и разложив на нем свои конспекты, Дрыкин приступил к делу. — Товарищи!— начал он.—Многоуважаемый нами Никита Перевоз­ чиков создавал свою талантливую статью, будучи, как и мы с вами, осужденным. — Тоже мне, Чернышевский! — выкрикнул Тавка с места. — При чем здесь Чернышевский! У Чернышевского своя эпоха бы­ ла, а у Никиты Перевозчикова своя,— огрызнулся Дрыкин и продолжил: — Много лет автор провел в колониях, много лет в его душе шел про­ 3 Сибирские огнь йк в