Сибирские огни, 1989, № 5

чальних колонии. Знающие люди говорят, что рисунки у Игоря стали лучше и выразительней после того, как он перешел в бригаду погрузки. Так что не всегда потеря власти идет людям во вред. Блям-блям на ко­ локольне несколько раз пытался перевести Игоря в другую бригаду, но тщетно — начальник колонии хорошо запомнил его фамилию. Тавке жаль Игоря. Он даже согласен, чтобы тот передохнул. Но попробуй это высказать вслух. Бурый первый же разорется. Бурый носит стойку следом за Игорем. Так ему удобней. Игорь дви­ жется еле-еле. А значит, и Бурый не торопится, хотя время от времени и покрикивает на него. Бурый затарен в свою оболочку плотно — атом к атому. По две стойки может носить. И Фонарь — богатырь. Что им эта стойка. Их бы в телегу запрячь! Иногда к ним подбегает бригадир, поторапливает. Но они не очень- то спешат. До съема еще далеко. Раньше кончат — еще что-нибудь зас­ тавят делать. Так уже бывало. Неподалеку тоже стоят вагоны, но они загружаются досками. Там легче — грузят краном. Казалось бы, бригада одна и работа в ней дол­ жна быть распределена одинаково. Однако так не получается. Одни по­ теют всю смену, а другие прохлаждаются. Бон Славка Солодкин — за­ цепит внизу пакет и стоит ждет, когда его в вагоне уложат. По-хорошему бы, надо менять людей. Но в бригаде погрузки это не заведено. Поста­ вили тебя грузить вручную — так и будешь грузить, пока что-нибудь не случится. А покушаться на чье-то место в том звене, где погрузка идет краном,— боже упаси! Это равноценно покушению на собственность. Бывали случаи, когда люди в звеньях неожиданно менялись. Но тому виной были карты. В перестановке людей бригадир никакой роли не иг­ рает. А если он что-то и может сделать для кого-то, то ему за это надо дать. Бесплатных услуг в колонии не существует. Если бы Тавка, к при­ меру, тогда согласился принять предложение Карзубого, когда он обыг­ рал их бригадира, то давно бы уже был в механизированном звене. И хорошо, что отказался. Ведь не по доброте душевной Карзубый предла­ гал. Здесь все на том построено— окрутить, заарканить, сделать ручным. Сами себя унизили н от злобы еще сильней унижают других. Вон сколь­ ко их, мальчиков вислоухих, на зоне,— один на побегушках, другой — с ядреными кулачищами — как ударная сила в руках какого-нибудь ав­ торитетного, но уже одряхлевшего волка. Третий — и говорить-то вслух мерзко — одно паскудство!.. И вот перекур. Тавка заваривает чай, а Бурый, развалившись на нарах, никак не может забыть письмо своей сожительницы. «Ну, крыса! Выйду отсюда — башку откручу! И черт меня дернул дать ее адрес Тав- киным подельникам. Сколько денег уже получила! Хрен теперь что вер­ нешь!» А чтобы Тавка с Игорем не догадались о его переживаниях, вос­ клицает: — Как мне надоела эта работа! — А кому она не надоела? — спрашивает Игорь. «Пока был рядом, такой преданной была—^хоть женись»,— терза­ ет себя Бурый, а Игорю отвечает: — Да я не об этом. Однообразие надоело! Каждый день одно и то же. Одно и то же. На свободе я не задерживался на одном месте. Новое производство — новые люди. И жизнь будто заново начиналась. — «Де­ шевка! Сука!» — лает он свою сожительницу, не теряя нити разговора.— Правда, в последнее время меня уже нигде не хотели брать. Летунов не любят. А что особенного-то? Почитай биографию какого-ниб)щь писате­ ля. Кем он только не работал. И плотником, и сталеваром, и шахтером. А ведь тоже, наверное, летуном называли.— «Как бы у нее деньги заб­ рать?— продолжает в то же время соображать Бурый.— Пригрозить? Да эту волчицу ничем не напугаешь. Пугана-перепугана!». Тавка догадывается, что не о работе Бурый волнуется, что получен­ ное письмо его беспокоит. А Игорь этого не усекает и охотно поддержи­ вает разговор: — Так ты что, в писатели готовился? — спрашивает он Бурого.