Сибирские огни, 1989, № 5

шее настроение, что случается редко, он берет гитару и, перебирая стру­ ны, сипло поет: Какой уж год идем мы в никуда, Вот так ходили раньше богомольцы, Мы строим голубые города, А на бумаге — строят комсомольцы. Голубых городов дневальный, конечно, никогда не строил. А песня ему нравится тем, что в ее подтексте, как и в его душе, много злобы и ненависти. У дневального хотя и не ахти какое образование, зато ему хватает ума и опыта приспосабливаться к колонийской жизни и сущест­ вовать в ней не хуже других. В колонии осужденным, посещающим школу, разрешают отовариваться каждый месяц в магазине на два до­ полнительных рубля. И вот уже три года дневальный регулярно ходит в четвертый класс ради этих двух рублей. В каптерке вещмешок дневального самый увесистый и самый бога­ тый, по его мнению. Время от времени он берет его из каптерки и начи­ нает ревизовать содержимое. И чего только в нем нет! Тут и грязные брюки, тут и рабочие ботинки, которым приходилось шлепать не по од­ ной зоне, тут и всевозможные лоскуты материи. Вещи старые, заплесне­ велые. А он дорожит ими, боится, как бы не украли. Из дома дневальный получает посылки. Чаще всего ему присылают сало. Сало розовое, с чесночком. — Шнырь! Отрежь кусочек! — клянчат у него мужики. Но шнырь — ноль внимания на их просьбы. Сидит себе на нарах, чавкает. Насытившись до отрыжки, он, чтобы видели все, плюет на куски сала и складывает их в тумбочку, вызывая тем самым у всех бурю негодования. — Кишка! Проглот! — слышится со всех сторон. А дневальному эти крики — как об стенку горох. За двенадцать лет заключения он привык ко всему. Ну, а сало в плевках, как в банке капитал, будет в целости и сохранности. Разве только ноги приделают да собакам отдадут. Надо быть начеку. И дневальный первые три-четы- ре дня не отходит от тумбочки. Начинает мыть пол, а сам посматривает в свой угол — нет ли там посторонних. Выйдет во двор за дровами — и скорей обратно. И все-таки сегодня не углядел. Обманули, сволочи! Провели, как последнего фрайера! Вроде и в бараке никого не было, а такую подлянку устроили! Открыл дневальный тумбочку — а его сало все заплевано — аж целлофан хлюпает! Да разве он сам столько плевал! Вот изверги! Побегал он вокруг тумбочки, покричал вдоволь и мало-помалу угомо­ нился. Но сало не выбросил. Обмыл его, переложил в другой целлофано­ вый мешок — и снова в тумбочку. «Неужели жрать будет?» — гадали мужики. А вечером, когда все пришли с работы, дневальный пошушукался у тумбочки со Славкой Солодкиным, передал ему целлофановый мешок — и тот побежал. Куда побежал — всем было ясно. К спекулянтам. Есть в колонии такие люди. То ли у них призвание торговать, то ли желудок вынуждает — нагрузятся товаром и весь вечер до отбоя бегают по баракам. Вещи, продукты, курево нм поставляют сами же осужден­ ные. Спекулянтам от продажи идет определенный процент — кто как договорится. Люди они ловкие, пронырливые. А занятие у них рискован­ ное. Того и гляди контролеры застукают. Мало того, что в изолятор посадят, так еще и товар заметут. А товар чужой. Расплачивайся потом, как можешь. Бежит такой коробейник по зоне — лицо возбужденное, глаза бегают, как шальные, смотрят: нет ли опасности. Открой им в такие минуты ворота — и они побегут по поселку, даже не заметив, что оказались на свободе. Особенно в этом деле преуспевает спекулянт по кличке Мазепа — квадратный такой мужичок. Очень шустрый, очень резвый в коммерче­ ских сделках. Глазки у него маленькие, хитрые — так и смотрят, кого бы