Сибирские огни, 1989, № 5

— я советую вам,— уставился он на Карзубого, уйти отсюда. Играть мы вам не позволим. — Че-о-о! — завибрировал Карзубый. — А ну кыш отсюда! схва­ тил он его за грудки. Пивоваров вырвался и пошел из барака. — Не стукнет? — посмотрел Карзубый на Интеллигента. — Не должен,— пожал плечами тот. Чума в это время то с одним, то с другим, не хуже культмассовика, вел переговоры на предмет интересного и содержательного использова­ ния воскресного досуга. Задержался он и у Тавкиных нар. — А-а-а! — забулькал он слюной в горле. — Старый знакомый. Н)/ как, в школу больше не тянет? — Не тянет,— спокойно ответил Хавка, выкладывая из мешка на тумбочку пряники. — Кучеряво живешь! — заметил Чума.— Может, в картишки сыг­ раем? — предложил он, уверенный в том, что именно из-за него Хавка бросил школу. Его, Чуму, испугался. — Нет,— отказался Хавка.— Не играю! — А може, тогда на стреме постоишь? — Червонец с партии — постою! — назначил себе плату Хавка. — Ах ты, гаденыш! Червонец с партии! Да ты знаешь, что я с то­ бой сделаю! — замахнулся он. — Ну ладно, погоди! Мы с тобой еще пого­ ворим!— пригрозил он и направился к Малине с дневальным, возле ко­ торых крутился Славка Солодкин. Хавка лег на нары, закрыл глаза и стал думать, пытаясь отдалить­ ся от голосов, доносившихся из-за печки, где расположились картежни­ ки. Мысли были тревожные, в душе несогласие с жизнью, с собствен­ ной судьбой. Каждый раз на политзанятиях, размышлял Хавка, лейте­ нант Маманин взывает к совести, зовет к светлой жизни. А где она, эта светлая жизнь? Особенно для тех, кто здесь давно, жизнь эта стала, как сказка. Здесь, в тайге, за тысячи километров от дома, многие давно уже примирились с тем, что есть. А когда человек мирится с обстоятель­ ствами, очень страшно. И никакое воспитание ему не поможет. Настоя­ щая жизнь, если она не забыта, ох, как волнует. А здесь что они видят? Бесконечную тайгу вокруг. Б бараках мат-перемат, драки и карты. А почему бы в каждом бараке не поставить телевизоры? Смотрите: вот она перед вами, жизнь, которую вы потеряли. Смотрите и волнуйтесь, стра­ дайте, плачьте! Да разве бы тогда мужики разрешили Чуме играть в карты? Конечно, нет. Глядя на ту, далекую, жизнь, сравнивая ее со своей, настоящей, они бы лучше, отчетливей видели всю пошлость и низость своего существования. Увидели и, возможно, потянулись бы к свету. Газеты, книги, кинофильмы — это еще не все, что нужно. Б прош­ лое воскресенье в колонии показывали фильм. Интеллигент смотреть не пошел, а Хавке после так объяснил: «Мне эти фильмы боком выходят. Я после них спать не могу». А если бы в бараке стоял телевизор, куда бы спрятался от него? А разве Интеллигент один такой в колонии... «Низость, пошлость существования... Рассуждаю, как посторонний, — усмехнулся Хавка.— Они вроде — одно, а я — другое. Чем же я луч­ ше их? Хем, что не играю в карты и не рыскаю по зоне в поисках при­ ключений, а ухожу в самого себя, докапываясь до сути? Холько где эта суть? — терзал Хавка самого себя.— Хвоя кровь, твоя плоть — разве для того даны матерью и отцом, чтобы валяться на нарах и созерцать этот подлый и грязный мир и самому быть частицей этого мира? Быкараб- киваться отсюда надо всеми силами и больше никогда сюда не возвра­ щаться. Эх, Ольга, Ольга! — тяжело вздохнул Хавка.— На кого я тебя променял! На Чуму, на Карзубого, на Малину!..» ...Хавке не хочется открывать глаза. А тут еще Фонарь лезет с воп­ росами. — Хавка, а ты булку хлеба зараз бы съел? — спрашивает он, све­ сивши голову с нар.