Сибирские огни, 1989, № 5

беззлобной, с намеком на разрыв отношений, если Тавка не согласится. «Вот оно что! — Тавку словно током ударило.— Теперь мне ясно, поче­ му он так обхаживал меня с первых дней, в друзья набивался, в гости приходил. Хитрый жук. Он, значит, не завяжет и бродячая жизнь его ус­ траивает. А завяжу я или нет — его не интересует. Ему нужно — и ты бе­ ги с ним. Только для чего я ему нужен? Боится один бежать? Или, в случае чего, меня — под пулю, а сам — когти рвать? Да нет, вроде на него это непохоже. Скорей всего боится одни. Не решается. От меня еше сильней зарядиться хочет,'поверить в удачу». — Нет, Ваня, я не побегу,— не стал юлить Тавка.— От себя не убежишь. — Эх ты! — встал Карзубый.— То ли дело воля — ни ментов, ни этих противных харь,— показал он кивком на толпу у репродуктора. — Одно твое слово — и через месяц нас здесь не будет. Деньги есть. Шмот­ ки тоже. — Нет! Базар окончен! — А я-то думал...— разочарованно сказал Карзубый.— Только вре­ мя потерял... — И тебе не советую, — бросил ему на прошание Тавка. Матч продолжается. Мужики орут, стонут. А в это время лейтенант Маманин во дворе своего дома колет дрова. — Замечательно все же тут! — окидывая взглядом поселок, тайгу, улыбается он, косясь на жену, которая помогает ему, относя поленья в сарай.— Тишина, воздух свежий. Не то, что в городе. — Ты хоть самого себя не обманывай,— гасит его улыбку жена.— Завез на край света и еше радуется. Старцева-то хоть под конвоем при­ везли сюда, а мы за какие грехи здесь кукуем? — Ну вот, опять двадцать пять,— вздыхает Маманин. Как ему надоели эти упреки! Ведь знала же, куда едет. Могла бы и отказаться. Да и сейчас не поздно. И тут же спохватывается: нет, ни за что он ее не отпустит от себя! — Свет! А Свет! В школе как дела? — пытаясь успокоить жену, спрашивает Маманин. — Ах ты, дипломат! — смеется она.— Знаешь, на какую кнопку на­ жать вовремя. Хороши у меня дела в школе. Не то, что у тебя,— кладет Светлана мужу руки на плечи. — Ты не обращай внимания на мое нытье. Все мы, бабы, такие. Счастливы, а все ноем, скулим, требуем лучшего. А что может быть лучше счастья? Конечно, нашу городскую квартиру не сравнить с этой. Но что поделаешь. Не до конца ведь жиз­ ни нам тут быть. Вот перевоспитаем Старцева — и уедем,— играют в ее глазах лукавые чертики.— Поддается Старцев перевоспитанию? — Поддается. Куда он денется? Они меня перевоспитывают, я пе­ ревоспитываю их. — Ты что, и вправду его воспитываешь? — глядит Светлана на му­ жа. — А что? — удивляется Маманин. — Мне кажется, он воспитан не хуже тебя — в одной ведь школе учились. Ты знаешь, что такое хорошо и что такое плохо, и он знает. Да и все они всё отлично знают. Я чувствую, что в Старцева просто бес ка­ кой-то вселился. А ты должен выяснить, что это за бес, и изгнать его из души. — Здесь шаман нужен,— смеется Маманин. — Вот и шамань. А вообще-то, я думаю, Старцев, глядя на тебя, должен в конце концов восстать против самого себя, разозлиться. Ведь, как ты говоришь, он — парень самолюбивый, гордый. Это и должно ему помочь. Ты думаешь, он равнодушно взирает на то, что ты в офицерской форме сидишь в кабинете, а он стоит перед тобой, уголовник? Вот ес­ ли бы вы друг друга не знали до этого, тогда другое дело. А при вашей общей памяти детства он не может равнодушно смотреть на тебя. — Ишь ты, психолог,— обнимает жену Маманин.— Иди в дом, а то замерзнешь.