Сибирские огни, 1989, № 5

Обида к обиде. И вот они, вновь, растерянность, зло... слава богу, не кровь. Ах, все перемелется, станет мукой! Мукой-то мукой, да понять бы — какой? На вид бессловесна, но, зная,— права! — гнетущий асфальт пробивает трава. И кто это право сумеет отнять? «Пробьется!» — одно только можно понять. А мы, у кого и не счесть — сколько прав, пробьемся ли, то, что гнетет нас, поправ? Повсюду, куда ни посмотришь — права. Так в чем же мудрей и сильнее трава? Сказал он Земле: — Подвиг я совершу, на полюсе имя твое напишу. Такое, чтоб виделось тысячи лет с Юпитера, Марса и прочих планет. Сказала Земля: — Подожди, не спеши. Сначала на лбу у себя напиши: тогда-то, во столько-то, так, мол, и так, еще на Земле появился дурак. СОСЕД «Перестройка... перестройка., из конца в конец звучит. За стеной машинка бойко чуть не сутками стучит. Мой сосед давно без строчки не живет минуты зря — , на учете все листочки до конца календаря. Все он делает как надо, всех зовет идти вперед. Но машинка — вот досада! — жить, признаюсь, не дает. Я устал уже, невесел. Тяжко думать и дышать. Он хотя б ковер повесил, чтоб соседям не мешать. Он, хоть в нашем переулке чистоты не ждут давно, сигаретные окурки не швырял бы за окно. И меня, при нашей встрече, не хватал бы за рукав, убеждая целый вечер, что всегда и всюду прав. Все-то он, послушать, знает. Обо всем и раньше знал? Ах, как рьяно проклинает то, что раньше воспевал! Был подвластен, как и все мы, генеральному уму?.. Нет грустней, пожалуй, темы, безысходней ко всему. Нет грустней, пожалуй, слова, где — увы! — делец и хват прославляет все, что ново, а кроит на старый лад... Чего мы искали с тобою в разломах полярного льда — замерзшее солнце прибоя? Нашли его? Кажется,— да. Промерзшие нарты скрипели. Срывались, немея, слова. У цели с тобою? У цели. Права наша радость? Права. Последних шагов расстоянье, его ли нам не превозмочь?!