Сибирские огни, 1989, № 5

жить себе преспокойно — убийцей... Этот путь был тогда отсечен, на­ прочь закрыт отрезан, не было этого пути, не было. Вот и нахлебался, уж так нахлебался. Да, я знал, они оба трусы, не меньше меня трусы, не пустят в ход автомат, пожалеют себя, и меня пожалеют, не за что меня убивать, разве за то, что трус, но разве убивают за это в мирное время, если из этой самой трусости и состоит все мирное время, попробуй-ка[ расстрелян время. Тогда я знал, не смогу стать убийцей, тогда я не знал’ каково оно, счастье,— жить трусом. Прошло десять лет, я стал суше, скучней, равнодушней, опыт тру­ сости, воплощаясь^в капельных дозах, пропитывает существо жизни ка­ кой-то невероятной печалью, безбрежной и чудной печалью, внутри ко­ торой, словно на дне морском — блаженно и тихо. Опыт шепчет привыч­ но: и все, и ладно сделал и молодец, подлец, конечно, но и молодец, пересилил себя, не побоялся, и правильно, все пройдет, образуется, все исчезнет, останется жизнь, разве мало, целая жизнь, разве плохо — жить, просто жить, можно даже тужить, разве лучше не жить, не тужить... Вот какие сейчас загадки в ходу, мол, случайно там или как, поле­ тела одна ракета, полетела и взорвалась, атомный гриб и смерч, и города нет, и жителей нет, и надо наносить ответный удар, и значит, точно тогда взлетят все ракеты из всех своих шахт, и все окончательно унич­ тожат, и как тут быть с ответным ударом, что велит долг и что велит совесть, что разум и что безумие. Самое интересное, что загадка эта чисто практическая, ответа на нее нет, но решать придется, может быть, завтра, и никто тебя ни о чем не спросит, и нет надежды на всякие свет­ лые головы, надо будет решать одному и мгновенно, и никто не знает как и что он решит, человек из рода человеческого с погонами на плечах! Та же загадка и у меня, попроще, правда, поскучней: иду я, иду, по городу, по проспекту, иду, покуриваю, подруливает ко мне подпитой такой тип, закурить и все такое, и я, конечно, тресь, он, конечно, бэмц — и неудачно так, затылком об асфальт — нет человека, ну, крик, визг менты, суд, срок, зона, на зоне пахан (или как там его, вожака кличут) пахан проиграл меня в карты, надо мыть ноги, пить воду, или пере­ гнуться, или еще чего, иначе крышка, амба и каюк. Ну и что? Да ничего ни-че-го, поморщусь и выпью, пострадаю и перегнусь, слезу проглочу и все остальное, отодвинув крышку, амбу и каюк еще на пару или даже тройку десятилетий, когда поживу наконец по-людски, когда поживу по-человечески, когда поживу, как и все люди-человеки, неустанно за­ маливающие каждый свой грех, ровно всю жизнь молящие о безгреш­ ности, словно не понимая, что и сама уже жизнь греховна, любая жизнь пускай без армии, без тюрьмы, без больницы, без поступков дурных и без помыслов дурных расплетается жизнь непрерывной чередой греха, хотя бы потому только, что с другой сплетена жизнью, хотя бы потому только, что и единая капля насильно пролитой крови давно уже утопила всю землю в отчаянье. * Картушин Илья Петрович родился в 1953 году в г. Злынка Брянской области. Окончил Новосибирский педагогический институт. Участник VII Всесоюзного совещания молодых писателей. Автор книг «Земные хлопотьи ^Двое и город», ^^Прототип». Член СП СССР. Живет в Новосибирске,