Сибирские огни, 1989, № 5

шать не желаю, только Чехов, категорически утверждаю, натуральный Антон Палыч... Редактор непритворно переживал, что явился я без шапки, он в от­ чаянье, где раздобыть убор, на дворе лето, я удивленно отвечал, мол, куплю, и вся недолга, редактор усмешливо смотрел мне в глаза, не ве­ рил, в сознании его, разврашенном пожизненной дармовщиной, не ук­ ладывалось, как это так, выбрасывать деньги на ветер, платить за что- то, что положено за так!.. Редактор рисовал перспективы нашего сот­ рудничества, первое время, мол, так-сяк, практическая работа, натаска, потом курсы, потом звание, потом рапорт, служба, оклад, высокий ок­ лад, с каждой звездой все выше оклад, опять же — форума, мож­ но с карандашом в руках подсчитать, сколько гражданский человек тратит на одежду, а тут любо-дорого, выдали — и носи на здоровье, а главное — квартира, где еще квартиру получишь, а здесь дадут, не в один день, конечно, но дадут, никуда не денутся, и пенсия вот-вот, ру­ кой подать, в цветущем, скажем прямо, возрасте, очень даже приличная пенсия, можно плевать в потолок, можно подрабатывать помаленьку, опять же в военное время шансов выжить много больше, чем на передо­ вой, больше даже, чем у гражданских, есть ведь над чем подумать? Есть над чем подумать, охотно соглашался я, вдруг прозревая, и такой вот жизнью люди живут, просчитав ее вдоль и поперек, даже на случаи войны, да-да, вроде бы понимающе кивал я, да-да, вроде бы завист­ ливо, подобострастно улыбался, по возможности честно, льстиво смот­ рел в глаза благодетеля, да-да, мне б только дедков здесь пересидеть, пару месячишек перекантоваться...— не вышло. Умер Мао, умер великий кормчий, приказ — всем командированным в течение суток быть в своих подразделениях, я вдруг обрадовался, как- то неожиданно и для себя обрадовался, не передать, как обрадовался редактор, наконец-то рядовой и шапка его встретятся вновь, встретятся, обнимутся, заплачут. И жена моя молодая обрадовалась, снова она солдатка, вполне резонно обрадовалась теща, освобождаясь от нахлеб­ ника, даже месячная дочка обрадовалась, честно пообещав скучать, все вставало на свои места, каждый разбирал предназначенные ему ро­ ли, каждый получал столь необходимое пространство для выражения самого искреннего чувства. Только командир почему-то не был обрадован моим возвращением. Неделю он не смотрел в мою сторону, не зная, чего с этой стороны мож­ но ждать, на всякий случай полнясь раздражением от одного моего при­ сутствия. Ведь он так тепло со мной попрощался месяц назад, так ду­ шевно пожелал мне удачи, вздохнув облегченно, избавившись от въед­ ливо-требовательно-подхалимского взгляда, от взгляда, в котором чуть ли не с первого дня застыла ирония, испуг, усмешка, угроза, натыкаясь на этот взгляд, он как бы спохватывался, как бы вспоминал в очередной раз, насколько расходится с его словами реальность казарменной жизни. Он и сам распрекрасно знал, что расходится, ну и что, куда денешься, так было и будет, на то и армия, не допустим, конечно, если там кто че­ го чересчур, ни-ни, не допустим, но в общем-то, в известных пределах, для дисциплины чтоб, оно даже на пользу, страх нужен, куда деваться, если сознательности не хватает, нужен, а у офицера какие права, ника, ких нет прав у офицера, так что старослужащие воины помогают, как ни крути, помогают, хотя вот в свете последних приказов ни-ни, с этим строго... В наряды меня не ставили, уборщиком не назначали, на политза. нятиях я засыпал, в кабине, с тоской глядя в схемы, в сон клонило тем более... Промаявшись пару недель, попросился в караул, получил добро и до конца службы остался штатным караульщиком, через день на ре мень (хотя по Уставу положено не меньше чем через два дня заступап в караул). А расписываю я всю эту канитель для того, чтоб понятно бы ло, как и почему обошли меня армейские радости, именуемые расплыв чато-официально неуставными взаимоотношениями, а в просторечии - ' дедовСФЁОм. Первые месяц-два, когда только прибыли на точку после ка