Сибирские огни, 1989, № 5

и мгкозсппя этого как раз оказалось довольно, чтоб битюг этот скрутил меня как козявку, очень больно скрутил, я даже вскрикнула невольно, и он зажал мне ладонью рот, и вот тут стало действительно жутко, вдруг поняла я, спокойно, без истерик, без шуточек, как-то очень рассу­ дительно и не торопясь подумалось про то, что он просто задушит меня, не поняв, что задушил, возьмет, еще теплую, мертвую — все. Мне стало жутко, я окаменела, пробуя дышать носом, носом дышать получалось, но только тогда получалось, когда не пыталась я голосить, когда же пы­ талась голос подать, он сильнее сжимал ладонь, захватывая и нос, и надо было молчать, я молчала, пустым сознанием чувствуя, как при­ страивается эта мразь, как сопит в ухо, как больно, больно, и больше всего я боялась, чтоб именно сейчас Гошенька не почувствовал сердцем и не вошел, потому что это будет страшнее смерти. И ублюдок словно услышал; «Да не придет, не придет твой хахаль,— зашипел, задыхаясь, в ухо,— мы добазарились, просекаешь, посидели и добазарились... он приканчивает бутылку, идет к Ляльке, вроде крыша поехала, а я сюда, просекаешь?.. Или бы я свинтил с бутылкой, или меняемся на сегодня, просекаешь, только на сегодня, не бойся... Думаешь, они там дерутся? У вас же все равно ничего не вышло, а с Лялькой выйдет. Лялька масте­ рица, я ему гарантию дал...» Я сразу во все поверила, каждому слову поверила, обмякла, омертвев, ни о чем не жалея, да и о чем тут жалеть. Я плакала и ни о чем не жалела, а потом все-таки вцепилась в щеку это­ го ублюдка, этой скотины, хорошо вцепилась, когда он уже не ожидал ничего такого, когда уже смысла в защите не было, и сразу и очень сильно он ударил меня по лицу,, наотмашь, потом еще и еще, кулаком и очень сильно, и сразу потекла кровь, и я тихо про себя торжествовала, потому что только с мордобоем и его поцарапанной рожей картина наси­ лия получала рамку свою, тесемку и гвоздик, и теперь, если все-таки он наврал, хотя бы наполовину, хотя бы на треть, на четверть, на чуточ­ ку — я всегда смогу предъявить свои синяки и его шрамы, свою кровь и его укусы, а не кричала потому, что рот был зажат, ведь так и было, и даже кричала, а Гошенька спал, и Лялька спала, один на кухне, другая в кровати, спали и все, и ни сном ни духом, а я защитилась, смогла, за­ щитилась, он одумался, пожалел, испугался, ведь может такое быть! Ума не приложу, что тут можно поделать, как жить, как дышать, как говорить и двигаться... Как можно обманывать себя, длить и длить эту обычную жизнь, по­ ставив на прошлом крест... Вдруг вынырнуть на поверхность жизни своей, судьбы, на ровную равнодушную поверхность... Любовь моя и счастье мое... Какая уж тут любовь... Вчера это было, или давно это было... И это знаменитое есть-что-вспомнить основа и суть сыпучего, под названием жизнь, вещества, вроде дырки от бублика... Моя жизнь устроена безупречно... ОТДАЙ АВТОМАТ ' Америка и СССР подписали на днях договор о сокращении ядерных ■ вооружений, сокращаем немножко, но все-таки, каждому ясно-понятно, ^ дело не в коньяке, дело в принципе, телевизор растолковал, народы прониклись, Рейган с Горбачевым поручкались, поулыбались, по плечам друг друга похлопали, получезарней улыбка у Рейгана оказалась, зато ’ мы первыми на мировую пошли, первыми сказали, наше дело правое, ” победителей не будет, хочешь не хочешь, а разоружаться надо, надо ^ доставать из мошны оружие ядерное„ .химическое, космическое, порохо- вое, и только последние крохи повытряхиваем, только от пыли прочи