Сибирские огни, 1989, № 5

навы"'" людей. Да это и неудивительно... Сейчас вспомнил о Вас, и мне так захоте­ лось поделиться мыслями с хорошим, чест­ ным человеком, быть может, единственным, относящимся ко мне искренне, — из всех окружавших и окружающих меня. Настрое­ ние ужасное. Скверно сознавать, что среди всех, кого считал близкими и любимыми, нет ни одного человека, который бы искрен­ ие и любовно отнесся к тебе,' отгонял бы этот страшный кошмар нравственного оди­ ночества. Дмитрий Иннокентьевич! Я еще могу Вас любить и уважать. Пишите, если можете и хотите, но не рассказывайте никому, что я растерял остатки силы воли. Мне в этом стыдно сознаться. Пишите чаще и скорее. Жду. С уважением — Ваш В л а д и м и р . Мой адрес; г. Татарск, Украинский имени гетмана П. Сагайдачного курень, 2 сотня, прапорщику Буренину - Вишневецкому. Привет Ксении Мироновне». ДЕРЖАТЬ КУРС Мужчинам семьи Турбиных было легче; у них было тепло родового очага и кремовые шторы. И участие близких людей. Как мало человеку надо! — это особенно понимаешь из последнего письма, автор которого ока­ зался вдруг одинок. Вряд ли прапорщик Буренин получил от­ вет Ильина, да не был, скорее всего, напи­ сан этот ответ. Но не потому, что политиче­ ские пристрастия развели двух человек слишком далеко по разные стороны аллего­ рической баррикады, но оттого, что слиш­ ком в зиму законспирировался Ильин. Сом­ неваюсь, чтобы ему в его подснежную бер­ логу доставляли корреспонденцию... Вот еду — да, приносили, двое старших сыновей, четырнадцати- и одиннадцатилет­ ний; приходили на лыжах, и, сильно рас­ крутив сверток на бечевке, перебрасывали через поляну — чтобы не подходить ближе, не мять снег, не оставлять следов в зарос­ ли тальника, где таилась землянка отца. Что сталось с прапорщиком, потерявшим веру в идеалы и в человечество? Бог весть. Должно быть, погиб, исчез с лица земли, как тысячи и тысячи таких же изуверив- шихся. В конце девятнадцатого, в декабре, и в начале двадцатого целые перегоны по Великой Сибирской магистрали были заби­ ты эшелонами, полными замерзших офице­ ров и солдат. Поезд за поездом, и что ни вагон — одни заиндевелые трупы: раненых, сыпнотифозных, просто усталых людей. Стоашен был конец колчаковской армии. Больно уж суровые стояли зимы. Волны истории прокатывались по прост­ ранствам России, швыряя человеческие судьбы, как мелкий мусор. То взметнет вы­ соко на гребне, то прихлопнет тяжелым ударом. И не убережешься, не спрячешься, никуда не денешься от стихии. Очень много сказано об этом в нашей литературе, но те­ ма остается по-прежнему необычайно при­ тягательной: малый человек перед лицом большой революции. И не так уж много было в стране людей, твердо знающих, как держаться в этом су­ масшедшем море и куда править курс, что­ бы победить стихию. Однако ж — были та­ кие люди. Судя по всему, Ильин относился к их числу. Вот спустя двадцать лет понимание курса для старого революционера оказалось неиз­ меримо сложнее. Хотя верность идеалам он, безусловно, сохранил. При всей осторож­ ности Ильина, проявляющейся в дневнико­ вых записях, его мышление не назовешь рептильным. В оценке • происходящего Дмитрий Иннокентьевич остается самим со­ бою. А Порфирий Шумилов? О, этот тоже ве­ рен себе: ничего на веру! В самом начале Великой Отечественной, в день, когда Ста­ лин в первый и единственный раз обратил­ ся к народу как с паперти: «Братья и сест­ ры!» — что вызвало у слушавших ту речь по радио растерянность и чувство нелов­ кости: сам бог вдруг воспользовался лекси­ кой нищего, — в тот самый день Шумилов, похоже, никакой неловкости не испытал, и вот его первая попытка осмыслить случив­ шееся. «ЗУ II.41 г. Привет вам, дорогие друзья! Втяиули-таки проклятые псы нашу стра­ ну в свою кровавую грызню за новый пере­ дел мира, за господство. Что в результате этой грызни фашистские собаки будут уни­ чтожены, в этом не может быть сомнения, но сколько жертв будет принесено кроваво­ му богу войны! Сколько молодых жизней погибнет, сколько будет разрушено ма- терьяльных ценностей, которые десятками лет создавались трудящимися всего мира. Обидно, что это массовое убийство, это дикое разрушение и уничтожение матерь- яльных ценностей производят сами трудя­ щиеся — по прихоти кучки ничтожных лю­ дей, которые никогда ничего не создавали, и вся сила которых в том, что народные массы еше настолько не развиты, что никак не могут обойтись без фетишей, что им обя­ зательно нужно кому-нибудь поклоняться, кого-нибудь бояться, — и поклоняются, и боятся тех «богов», которых они создали сами, и идут по их повелению на смерть, на убийство, на разрушение, зачастую с отвра­ щением, но беспрекословно, ибо боятся свое­ го «бога». Это относится, конечно, не ко всем, но к огромному большинству, поэтому незначительный слой более развитых и соз­ нательных людей пока еще бессилен повер­ нуть эти массы по верно-му пути. Поэтому политический режим в любой стране зави­ сит не от той или иной степени культурнос­ ти народной массы, не от ее хотения, а от ловкости и напористости честолюбцев, сво­ бодных от всяких «предрассудков», т. е. не брезгующих ничем для достижения своей цели — захвата государственной власти. Да, друг! Фашисты будут уничтожены, т. к. они опоздали со своей расистской тео­ рией устройства человеческого общества,— это было бы своевременно полтысячи лет назад, — и держатся у власти голым наси­ лием; но и социализм не так популярен в народных массах, чтобы ожидать его побе­ ды, хотя несомненно, что «нашего полку прибудет». Ну, а в общем борьба будет же­ стокой, кровавой и длительной, ибо фашис­ ты пошли ва-банк, а «умеренные» капита­ листы Англии, США и других стран будут нам попутчиками до известного этапа, а именно до того момента, когда они почувст