Сибирские огни, 1989, № 5

стойно воевал, покуда в Сибири не были восстановлены Советы. Вычурная его биография ему впоследст­ вии аукнулась. Где-то во второй половине двадцатых его арестовали. Тут вмешались бывшие красные партизаны, слово которых тогда еще что-то значило, а Ильин, защи­ щая товарища, обратился с письмом к Во­ рошилову. В тот раз Климент Ефремович помог: Пугачева освободили, да так никог­ да больше и не трогали, сколько б ни про­ катывалось над страною грозных волн. И жил Пугачев долго, очень долго: он пере­ жил всех друзей и умер на девяносто ше­ стом году, совсем недавно. Порфирий Шумилов имел очень мирную профессию ветеринарного врача. И до, и после, и в разгар гражданской он лечил животных, не помышляя ни о каком оружии, кроме скальпеля. Но жизнь требовала все большего и большего уточнения политиче­ ских пристрастий, — и вот какие выводы из всего предыдущего сделал Порфирий в де­ вятнадцатом жестоком году: «Дорогой друг! Хотя между нами пробежала «черная кошка», но это не более как простое недо­ разумение: мы оба увлеклись мелочью, не договорившись до сути. Я долго думал об этом, и вижу, что из-за деревьев не разгля­ дел леса. Меня смутили уродливые подчас формы, в которых рождалось на свет прекрасное новое, эта «творимая легенда», по поэтиче­ скому выражению Сологуба. Теперь я оча­ рован этой легендой и с трепетом слежу за развитием ее во всем мире, и у нас в осо­ бенности. Эх, Митя! Нельзя каждое лыко в строку; прямолинейность — вещь хорошая, но и терпимость не лишняя, а дружба — не звук пустой, я это теперь очень ощущаю, да, ду­ маю, и для тебя она уже не так безразлич­ на. Я сознаюсь, что слишком обрадовался тем «завоеваниям», и думал, что их за гла­ за достаточно, а теперь вижу свою ошиб­ ку, но до этого я дошел не теоретически, а наглядно, — и это крепче, Итак, — руку, друже! Долой мелочи, мы не юнцы, а зрелые мужи, и должны посту­ пать как таковые. Шлю привет всем и жду ответа и адреса Гриши. Твой П о р ф и р и й . 3 октября 1919 г.» ...Полтора года назад Шумилов ругал Ленина безо всякой оглядки. В октябре 1919-го, признавая ошибки, он пишет об этом обиняками, не называя вещи своими именами. Прямо высказать мнение стало уже невозможно: колчаковский режим аго­ низировал, почтовая цензура свирепствовала вовсю, каратели не щадили никого, «Не теоретически, а наглядно» прийти к призна­ нию большевизма и Советов Шумилову и многим таким, как он, помог... Александр Васильевич Колчак. Впрочем, я зря употре­ бил многоточие: никакого парадокса здесь нет. Противоположности сходятся, считали древние. «...Мы можем сказать: Колчак дал нам миллионы сторонников Советской влас­ ти в самых отдаленных от промышленных центров районах, где нам трудно было бы их завоевать»,— так об этом говорил Ле­ нин.* А вот свидетельства тех, кого при всем желании не причислишь к поборникам Сове­ тов. Генерал Уильям С. Грэйвс, командир экспедиционного корпуса США на Дальнем Востоке: «Следует сказать, что к 1 июля 1919 года сторонников омского правитель­ ства за исключением чиновничества и воен­ ных было менее 1% населения; сторонни­ ков красных около 45%; социалистов-рево- люционеров — около 40%; принадлежащих к другим партиям — около 10%, а 5% можно отнести за счет военных, чиновниче­ ства и сторонников Колчака». И еще одно письмо, обнаруженное мною среди документов Ильина. Имя его автора Владимир Буренин - Вишневецкий — мне ни о чем не говорит. Судя по воинскому чину — прапорщик, человек этот был мо­ лод. Ценность же документа в том, что он передает моральную атмосферу, царившую в колчаковских войсках. «1919 р1к. Лютый 23. Г. Татарск. Наконец-то я собрался Вам написать, до­ рогой Дмитрий Иннокентьевич. Верите ли, у меня, по некоторым обстоятельствам, бы­ ло это время такое скверное настроение, что я решительно забыл обо всем думать. Я Вам отчасти объясню, в чем дело. Наш украинский курень Колчак хотел расформировать и прикомандировать к от­ ряду Анненкова, нашему злейшему врагу. У нас терпеть не могут как его, так и все ос­ тальные карательные отряды, храбрые толь­ ко с беззащитными. Считается, что тот, кто согласится вступить в ряды этого отряда, тот получит несмываемое пятно на свою честь. Массами как казаки, так и офицеры пода­ ли на комиссию для увольнения. Сделал это и я, предупредив всех дорогих мне людей о возможном несчастье. Комиссия, не находя пас почти всех больными, послала больше 50% в госпиталь на испытание. Я собирал­ ся поехать тоже, чтоб хоть несколько от­ срочить время, — и вот приходит мне из Томска письмо от самого дорогого мне чело­ века — имя его я называть не хочу, — и он пишет, чтоб я не увольнялся со службы, так как будто бы все равно попаду в при­ зыв. Правда, писал не он, но по его пору­ чению и с его слов. Это был для меня сильнейший удар. Увольняясь, я думал, что сделаю ему при­ ятное, так как он смотрел на военную служ­ бу отрицательно, как и я — по крайней ме­ ре, до сих пор. Хотя в это время и стало известно уже, что происки Колчака против украинцев ус­ пехом не увенчались, и союзники — Амери­ ка в особенности—воспротивились расфор­ мированию запорожского полка, но самый факт на меня, вместе с другими обстоятель­ ствами, повлиял очень пагубно. Тоска страшная. Теперь я подал контррапорт об оставле­ нии меня в полку и об отказе от госпиталя. Знаю, Вы меня не осудите, если я скажу, что я теперь беспрестанно пью, редко бы­ ваю трезвым. Полнейшая апатия охватила меня. Ничего не мило. Я прямо-таки возне- • В. и . Ленин. ПСС. Т. 39. С. 241.