Сибирские огни, 1989, № 5

жется, в 1932 г. от К. Г. Тюменцева, что Киров — это Костриков. И при жизни его я не успел даже с ним списаться. Итак, извиняюсь, что задержал свой от­ вет. О причинах я написал. Уважающий Вас — Д. Ил ь и н , ХЛЕБ НАШ н а с у щ н ы й 11 февраля 1940 года, в день, когда Иль­ ин крупно отоварился, купив один серый и один белый батон, а также кило черного .хлеба, — в этот самый день в Москве было заключено Хозяйственное Соглашение меж­ ду Союзом ССР и Германией. Так, с боль­ ших букв, оно и было названо в печати: видимо, чтобы подчеркнуть особенную его важность. Коммюнике об этом событии бы­ ло опубликовано без особой расшифровки: сообщалось лишь, что Страна Советов бу­ дет поставлять Германскому рейху сырье в обмен на технику. Ни содержание, ни объемы поставок не предавались гласности ни тогда, ни потом. Тогда — потому, что в Европе вовсю гремела война, Великобри­ тания пыталась организовать блокаду Гер­ мании, и любая экономическая статистика могла сыграть только на руку противникам нашего партнера. Позже — оттого, что партнер оказался, мягко говоря, ненадеж­ ным, и неловко было напоминать народу, понесшему в борьбе с гитлеризмом самые большие потери, болезненный факт пусть кратковременной, пусть по расчету, но дружбы с преступной бандой нацистов. Очень не хотели наши вожди ассоциаций на тему «скажи, кто твой друг...» Разумеется, Сталин предпочел бы забыть то, что запе­ чатлели фотоаппараты; улыбки Иоахима фон Риббентропа в Кремле, взаимную ди­ пломатическую радость. И Молотову вряд ли приятно было вспоминать приемы у фю­ рера, а тем более — визит к его заместите­ лю по НСДАП Рудольфу Гессу: как ни крути, это был уже не межгосударствен­ ный, а межпартийный контакт. И уж безу­ словно, никто из правящей верхушки не был заинтересован в правде о том, как они подкармливали нацистское государство за счет собственного народа. Не стану домысливать того, чего не знаю. Буду руководствоваться только фактами. Согласно юбилейному статистическому сборнику «Народное хозяйство СССР за 70 лет», валовой сбор зерна в 1939 году соста­ вил 73,2 миллиона тонн: на уровне 1938, 1935, 1928, 1927, 1925 годов, когда хлеба хватало всем. В тридцать девятом в состав СССР вошли Западные Белоруссия и Ук­ раина, но произошло это после того, как основной урожай был снят, то есть, исхо­ дя из принципов составления справочника, западный хлеб в подсчет не вошел, и срав­ нимость цифр производства зерна и народо­ населения обеспечена. В чем же дело? По­ чему, несмотря на достаточный урожай, люди давили друг друга в очередях? В коммюнике о Хозяйственном Соглаше­ нии говорилось: уже в первый же год объе­ мы торговли между СССР и Германией должны резко превысить максимальный уровень, достигнутый в 1931 году. Извест­ но также — об этом не раз писалось в ме­ муарах, — что последние эшелоны и суда с нашим сырьем ушли в Германию в ночь на 22 июня 1941 года. Среди этого сырья был и хлеб. «К началу войны в Германии были накоп­ лены крупные запасы хлебов, которые, за недостатком специальных складов, частично хранились в гимнастических залах, пустых фабричных зданиях, выставочных и увесе­ лительных зданиях». Этот факт взят мною не из позднейших исследований, а из текущей прессы того времени. Поразительная информация, дока­ зывающая длительную подготовку Гитлера к войне, содержалась в статье К. Рубина «Хлебный рынок в Германии», опублико­ ванной журналом «Внешняя торговля», 12 за 1940 год. «Статистика импорта хлебов в Германию не публикуется», добавляет автор. Эти запасы обеспечили потребности вер­ махта практически до конца войны. Не счи­ тая награбленного на оккупированных тер­ риториях СССР и всей остальной Европы... Им за всю войну так и не пришлось уз­ нать, что такое голод. У нас целые поколения люден не знали, что такое сытость. Удивительное свойство человеческой па­ мяти: менять эмоциональную окраску со­ бытий в зависимости от смены обстоятельств. Сколько раз приходилось слышать от людей старшего поколения, как хорошо, как сытно им жилось перед войною! Серое на черном фоне кажется белым; думаю, что народные страдания тридцатых годов зат­ мило, заслонило собою общее несчастье войны. Возможно также — применительно к хлебу, — что до сих пор жива магия за­ мечательной фразы: «Жить стало лучше, жить стало веселее». На этот афоризм охальник-народ, не теряющий чувство юмо­ ра даже тогда, когда все остальное, каза­ лось бы, потеряно, откликнулся частушкой, которую, однако ж, не пели, но передавали друг другу шепотом: Жить нам стало лучше, стало веселее: шея стала тоньше, но зато длиннее. Сегодня забыта частушка, забыт ее пер­ воисточник, забыты давки за хлебом и прочие несладкие реалии эпохи; осталось одно ои 1 ущенне: до войны было хорошо. Потому что — до войны. «О ВОЗМОЖНОСТИ ПОТЕРИ и ГИБЕЛИ» Жизнь, разбитая войною посередине, —■ это не стереотип мышления, это, скорее, глубокая инфарктная рана. Тем более нео­ жиданно очень малое количество записей о войне в дневниках и письмах Ильина. Как будто продолжается течение все той же обыденной жизни, и лишь отзвуки главных событий века достигают слуха нашего ге­ роя. С августа 1940 до октября 1941-го не сохранилось ни одной строчки, написанной Ильиным. Утеряна тетрадь? Либо вовсе ни­ чего не писал? Но вот, наконец: «13.Х.41 г. Осень надвинулась, а я всего не кончил и нынче. Какая проклятая жизнь! Вести полуголодное существование; ничего нет нигде... Не несут второй месяц извеще­ ние на пенсию... Как-то бесчеловечно. Хотя