Сибирские огни, 1989, № 5

улыбка карих глаз. На охоте он был стре­ мителен и страстен, стрелял хорошо на ле­ ту. Весна действовала на него всегда силь­ но: он рвался в лес, на охоту, туда, где больше солнца. Любил рисовать, писал ак­ варелью этюды недурно. 18. У.40 г. Вчера я получил последнее под­ тверждение того, что Жени нет в живых, что он расстрелян, так как деньги, перево­ димые во Владивостокскую тюрьму № ] на имя Жени, мне вернули за два года и пять месяцев, т. е. за все время, сколько я пере­ вел по телеграфу. Женя не получил ни копейки. ПАМЯТИ ВОЖДЯ Не слишком ли много в последнее время мы говорим о Сталине? Нет, не слишком. Чудовищные нагромождения лжи требу­ ют титанических усилий по их разборке. Ле­ генда создавалась десятилетиями, и рух­ нуть в один миг она не может. Попытка разрушить ее делалась тридцать лет назад, но совсем недавно мы ежедневно видели тысячи портретов Сталина, неожиданно,— впрочем, так ли уж неожиданно? — появив­ шихся на ветровых стеклах личных и госу­ дарственных автомобилей. Мода схлынула, миф живет. Нужна гераклова работа; что­ бы разъять этот миф на составляющие ча­ сти и объяснить людям анатомию организ­ ма по имени культ Сталина. Бояться при этом некоего антикульта, по­ жалуй, не следует: персонификация зла не­ избежна, но чрезмерной она быть не может, хотя бы потому, что есть естественный пре­ дел личному злодейству, за рамками кото­ рого начинает действовать уже закон боль­ ших чисел и притупляется восприятие. Впрочем, понятно, что, говоря о Сталине, люди подразумевают не столько человека, сколько явление, концентрированным вопло­ щением которого он был. Спор о масштабах личности — велик или ничтожен единственный советский генера­ лиссимус? — напоминает мне старую схола­ стическую задачу: что первично — курица или яйцо? Разумеется, велик. И безусловно ничтожен. Как велик и ничтожен одновре­ менно каждый человек вообще, а тем бо­ лее — достигший высшей власти. Этот спор плох не только тем, что беспредметен, но и тем, что уводит в сторону от вопроса о причинах сталинизма. Как могло случиться, что самая революционная, самая раскован­ ная в мире страна оказалась во власти са­ мой жесткой диктатуры, осуществляемой от имени одного лица и поддерживаемой мето­ дами подлыми и кровавыми? Ответ следует искать в структуре власти, установившейся после Ленина, когда роль Советов была постепенно унижена до бес­ прекословного исполнительства, народное же представительство в органах управления свелось, по сути, к воспроизводству факти­ чески назначаемых кадров. Революция дала невиданное ранее Россией и миром раскре­ пощение духа, управленческий же аппарат вновь закрепостил, задавил, по мере воз­ можности и уничтожил всякую духовность. Метод был прост; унифицировать все мно­ жество экономических принципов, научных школ, культурных течений, человеческих мнений — до абсолютного единообразия, ло­ гическим завершением которого и является идея монотеизма, однобожия. Сталинизм — поразительное явление в мировой истории: он уникален тем, что не может быть объяснен строго по Марксу, то есть экономически. Ибо начиная с 1930 года экономики в СССР просто-напросто не бы­ ло. Промышленность и сельское хозяйство развивались не по законам, но по доктри­ нам; не по принципу «товар — деньги — то­ вар», но «лозунг — директива — лозунг». Примат надстройки над базисом породил искаженную до карикатурности систему по­ литических и нравственных ценностей, ког­ да явления и названия этих явлений суще­ ствовали как бы в противофазе по отноше­ нию друг к другу. Собственность на средства производства принадлежит государству, а управление всецело в руках государственных чиновни­ ков. Ленин называл такой порядок государ­ ственным капитализмом; Сталин же на­ звал социализмом. Ни одна страна земного шара никогда в истории не содержала единовременно за колючей проволокой такое количество своих граждан, как СССР в 1935—1953 годах. При этом пропаганда трубила о невиданных и неслыханных свободах. Исподволь, шаг за шагом, но намертво внедрялось в общество боязливое неприя­ тие всего, что исходит из-за границы. Внут­ ри страны мановением руки зачеркивались целые народы. Горькие судьбы корейцев и немцев, калмыков и крымских татар, ингу­ шей и чеченцев, карачаевцев и балкарцев, греков и молдаван, турок, латышей, литов­ цев, эстонцев, поляков потребуют еще де­ сятилетий исследования; нам неведома и сотая часть той страшной правды, что кро­ ется за ними. И никак не укладывается в общественное сознание, выскальзывает из памяти, уходит от осмысления чрезвычайно позорный факт: всего через три года после разгрома фашизма в стране-победительнпце развернулась антисемитская кампания, на­ поминающая широковещательные акции Юлиуса Штрейхера. И надо всем этим мо­ рем шовинизма развевался плакат с гордым словом «интернационализм». Нет какой-то одной причины, породившей все множество наших бед. Причин, быть мо­ жет, десятки. Но мое внимание более всего привлекает несоответствие идеологии, с од­ ной стороны, и управленческих институтов, с другой. После того, как Советы утеряли свои первоначальные функции, установи­ лась структура руководства страною, копи­ ровавшая, по сути, аппарат Российской им­ перии. Партия же стала выполнять как бы роль нового дворянства, из которого — и только из него! — рекрутировались минист­ ры и губернаторы, городничие и прокуроры, армейские генералы и жандармские офице­ ры; дело не в названиях — в должностных обязанностях. Сложившаяся таким образом государственная машина не могла быть со­ циалистической по сути, ибо ничего нового, достойного прогрессивной социально-эконо­ мической формации, в себе не несла: но она не отражала даже и капиталистический этап развития — поскольку не включала в себя парламентаризм, высшее достижение буржуазной демократии, способное контро­ лировать бюрократов; нет, эта машина бы