Сибирские огни, 1989, № 5
Когда Тавка вошел в барак — в нем разгорался спор. — Нам тоже положен отпуск! — орал редактор стенной газеты Пи воваров.— Если мне дали срок, так я, что ли, и отдыхать не должен. Разве организм столько лет выдержит без отдыха! — А в Сочи во время отпуска ты не хотел бы поехать? — смеялись над ним. — Зачем в Сочи. Я бы и на нарах не хуже отдохнул. А вот от уси ленного питания бы во время отпуска не отказался. — А что,— поддержал его Варнаков.— Отпуск — дело необходимое. Пусть бы его не всем давали — ну, скажем, только передовикам. Выгода бы была обоюдной: мы бы еще лучше старались работать, чтобы заслу жить отпуск, а государство бы получало больше продукции. И нарущи- телей бы меньше стало. — Ну и развели бодягу! — вклинился в разговор Интеллигент.— Тут посущественней вопросы встают. О прописке, например. Почему мы после освобождения часто превращаемся в бродячих собак? Да потому, что негде жить. Родные-то не у всех есть. А в общаги только до тридцати лет прописывают. И на частную хату не берут — боятся. Почему после осуждения человек теряет право на жилплощадь? Разве это правильно? Остаться без крова — страшней, чем потерять свободу. За что же нам сразу столько наказаний? — В корень зришь,— соглашается с ним Варнаков. Впрочем, он со всеми соглашается.— Я десять лет стоял в очереди на квартиру. Пахал за нее на вредном производстве. А теперь все права потерял. Почему? — Потому что вы все дураки,— делает заключение Малина.— Па хать не надо было. Это вам что, не квартиры,— показал он на нары.— Живите, сколько угодно. Никто не выпишет — ни жена, ни теща. — Это верно,— запрыгнул на свои нары Интеллигент. — Ну, пока ты освободишься, жилья столько понастроят, что девать его некуда будет,— подал голос и Тавка.— Выйдешь, а тебе — ордер в руки. — На арест, что ли? — засмеялся Малина.— Это скорее всего. Бурый сидел, помалкивал, но прислушивался. Ждал, может, о Кар- зубом начнется «базар». Но слухи о нем еще не дошли до этого отряда. А Понос молчал. Бурому ох как хотелось бы услышать хоть что-нибудь о Карзубом. Он чувствовал, что над ним со всех сторон сгущаются тучи. Еще немножко — и грянет гром. ГЛАВА 38 Новый год па носу, а морозы еще почти не трещали. Зима нынче выдалась скупая. Ветер рад бы в снежки поиграть, да снегу в тайге — кот наплакал. Вот и носится ветер между бараками, стучится в окна, в двери. Не зря вольным зовется. Что ему заборы, колючая проволока, собаки. И в тюрьму его не посадишь и под конвой не возьмешь. Любой праздник в колонии, как и везде, несет с собой радости и на дежды. А надежды у осужденных, конечно же, связаны со свободой Праздник еще только замаячил на горизонте, а среди них уже ходят слу хи: амнистия будет. И каждый начинает выкладывать по этому поводу свои соображения. Слухи ползут по зоне, будоражат души, заставляют надеяться. И жить становится легче. Но вот наступает праздник, а изме нений никаких. Амнистия задержалась где-то в пути и, когда ее теперь ждать, неизвестно. Те, что пускали слухи, начинают выкручиваться, до казывать, что они не врали. Указ, мол, был уже готов, но отдельные его пункты не понравились людям в верхах и поэтому они не подписали Указ. Но к следующему празднику он, дескать, обязательно выйдет. Б канун Нового года осужденные закупают поздравительные от крытки, пишут письма родным. Сами ждут весточки. Так уж, видно, устроен человек — в каком бы положении он ни находился, а если насту пил праздник, то его надо обязательно отметить. Готовятся отметить Но
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2