Сибирские огни, 1989, № 4
глаз. Он до крайности вспыльчив и энергичен. Порой кажется, что вну три него, как в земной коре, то и дело происходят какие-то стихийные процессы. Боже упаси разговаривать с ним с позиции силы — сомнет, разорвет, уничтожит! И в работе он оставался таким же, пока случайно не сломал руку. Бывало, мороз под завязку, а Васька-Лом в одной на тельной рубахе разделывал хлысты на площадке — и все ему было ни почем. Теперь работа у Васьки-Лома полегче — он готовит проволоку для обвязки пиломатериалов, да в столовой получает хлеб для бригад ников, делит сахар, носит в сушилку валенки. Срок у Васьки-Лома боль шой, торопиться ему некуда. А энергия кипит внутри, клокочет и просит выхода наружу. И попробуйте обидеть его — разгуляется, разбушуется Васька-Лом, да так, что только челюсти будут трещать. Блям-блям на колокольне не первый год с ним вместе. И страдал не однажды от него. Это их и сблизило. И культоргом Васька-Лом назначен по просьбе бри гадира. Есть у Васьки-Лома жена на свободе. Приезжает к нему. Мо жет, потому он и к другим женщинам относится положит^ьно. У него полный альбом знаменитых актрис из журнала «Советский экран», с ко торым он время от времени общается, восхищаясь их красотой. «Да я бы за тебя пару лет лишних отсидел!» — говорит он одной. «А из-за те бя бы в общественность вступил и до конца бы жизни носил повязку!» клянется другой. А закрыв альбом и потаенно вздрогнув, вдруг подводит черту; «Нет, моя баба лучше! Она мне сало возит!» Вот такие бригадные начальники у Тавки. ГЛАВА 11 Территория рабочей зоны похожа на морской порт, где разгру жаются транспортные суда. Посмотришь по сторонам — пакеты досок, горы горбыля, штабеля бревен. А меж ними беспрестанно снуют пакето возы, автопогрузчики, тракторы. Три мостовых крана, возвышающихся над территорией, как три богатыря, стоящих на страже производитель ности труда. Если наземные механизмы нет-нет да и остановятся пере дохнуть, то эти, небесные, работают денно и нощно, точно боятся, что если они остановятся, то остановится и все производство. Жора-Интеллигент любит посидеть в кабине с крановщиком. Только появится свободная минута — сразу наверх, поближе^ к облакам и по дальше от контролеров. С высоты мостового крана тайга как на ладони и поселок видно. Наверху Жора как на свободе. Если на земле горизонт не виден из-за забора, то здесь, наверху, он так отчетлив и так притя гателен, что полететь к нему хочется. А за горизонтом— люди, города, родной Ленинград, с которым Жора связан душой и телом. В Ленингра де Жора родился, пережил блокаду. А такое никогда не забывается. Ро дителей Жора плохо помнит. Ему было семь лет, когда их не стало. Отец пропал без вести, мать умерла в осажденном Ленинграде. До де сяти лет его воспитывала бабка Вера Андреевна, добрая и душевная женщина, которая очень вкусно готовила похлебку из обойного клейсте ра. Через три года после прорыва советскими войсками блокады Вера Андреевна умерла. И Жора оказался в детдоме. Детдом хотя и был доб рым учреждением, но заменить ему бабку не мог. Жора сильно пережи вал. Но учился он хорошо, много читал. Особенно ему нравилась при ключенческая литература. И, может быть, поэтому Жорина душа тоско вала о чем-то необычном и рискованном. Рос Жора смышленым и хитрым мальчиком. Но и с развитым воображением. Его яркие рассказы о далеких землях увлекали товарищей. Ему не составляло большого тру да выманить у товарищей кусок хлеба, якобы ыа сухари, которые он го товил для экспедиции на Северный полюс. Л(ора уже в то время заме тил, как просты и наивны становятся люди, когда их увлечешь какой- нибудь душещипательной историей. Делай тогда с ними, что xочеп^ь. Обманывай — и они будут верить. И Жора обманывал. Сначала это про сто доставляло удовольствие, потом вошло в привычку, а со временем стало способом существования. Если в детстве и юности Жора играл на 91
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2