Сибирские огни, 1989, № 4

лось, чтобы бросились они в ноги, стали умолять, просить прощения, обнимая и целуя его. И своего он добился, но только тогда, когда это уже не имело для него никакого значения. «Родной ты наш! Сыночек!» — плакала мать с отцом в зале Народного суда, когда четырнадцатилетнего Ваню пригово­ рили к двум годам лишения свободы. «Милый мой!» — рвалась сквозь конвой следом за ним в «воронок» мать. Беда сплотила отца с матерью, и они снова стали жить вместе, но только уже без него. — Ох и страшно было в тюрьме в первый раз! — признавался Тавке Карзубый.— Им бы, дуракам, подержать меня месяца два да выпустить с этим страхом в душе — ни в жисть бы не стал больше красть. Но никто не догадался. А потом страх прошел, и больше его уже не было... Может, Карзубый и в этот вечер что-нибудь опять бы рассказал Тав­ ке про себя, но тут как на грех — бригадир. — Сыграем? — предложил он. — Да ты что! — стал отнекиваться Карзубый, испуганно погляды­ вая на его бицепсы. — С кем другим, а с тобой боюсь,— польстил он Прудникову. _ У-у-у! _ протрубил тот, довольный, что его бицепсы произвели на Карзубого впечатление.— Да я у тебя много не буду выигрывать. Карзубый помялся, пожеманился для приличия. — Ну, если так, то давай,— как бы нехотя согласился он, сразу же поняв, что за игруля перед ним. И они ушли за печку, где их не было видно. Карзубый спустил бри­ гадиру одну партию, другую, третью. А когда тот обнаглел и стал похло­ пывать его по плечу, дескать, знай, с кем играешь, Карзубый сменил тактику, и игра покатила в обратную сторону. Пытаясь отыграться, бри­ гадир все повышал и повышал ставки. Доповышался до того, что в конце ему уже нечем было платить. И дальше он продолжал играть в долг. — Я вам не блям-блям на колокольне,— любил говорить о себе бригадир к месту и не к месту. На работе, в спорах мужики только и слышат это его «блям-блям». Зато после того, как он проигрался Карзу- бому, кто-то из болельщиков воскликнул: — Вот тебе и блям-блям на колокольне! Теперь бригадира так и называют: Блям-блям на колокольне. — Хочешь, скажу этому бесу, чтобы он тебя перевел в механизиро­ ванное звено? — предложил Карзубый Тавке сразу же после игры.— Он теперь у меня — вот где! — сжал он кулак. — Нет,— отказался Тавка.— Мне и на рудстойке не тяжело. Хотя, честно говоря, давно уже помышлял о том, как бы ему уйти из этого звена. Но если бы Тавка согласился с предложением Карзубо­ го, то бригадиру стало бы легче — часть долга была бы погашена. Прав­ да, тогда Тавка сам влез бы в кабалу. Друг-то Карзубый друг, да клыки у него острые. А бригадиру теперь вовек не рассчитаться. В магазине он больше не будет отовариваться, за него это будет делать Карзубый. И с лицевого счета денежки также уплывут к Карзубому. Словом, рабо­ тать будет за так. А Карзубый при встрече с Прудниковым ехидно улы­ бается: «Так вас надо, бесов, глушить!» Бригадники, особенно из механизированных звеньев, жалеют бри­ гадира: что ни говори — а начальник! Это на свободе ходил Алексей Прудников в чернорабочих — замешивал раствор на стройке, таскал кирпичи. А здесь— шишка! И гордится своим положением. Глотка у него луженая. Крикнет — душа в пятки уходит. Не помогает окрик — ку­ лак в ход идет. А кулак у него могучий. Не зря третий срок за хулиган­ ство тянет и даже выбился в рецидивисты. Но кричит бригадир не на каждого. Знает, на кого можно кричать, а на кого нельзя. В бригаде есть и такие, которых он боится. Один из них — Васька-Лом, культорг и первый заместитель брига­ дира, и его мозговой центр, особенно, когда приходится в конце месяца подсчитывать выработку на каждого бригадника и закрывать наряды. Васька-Лом — среднего роста, коренастый мужик с азиатским разрезом 90