Сибирские огни, 1989, № 4

Сам Алексей Прудников в карты играл редко. И не потому, что бо­ ялся контролеров и общественников, а скорей потому, что игрок он неважный. Ну, а если уж соглашался иногда играть, то только с теми, кто, по его мнению, играл слабо. Так он и нарвался на Карзубого, решив почему-то, что ему можно с ним тягаться. Откуда ему было знать, что Карзубый таких, как он, глотает заживо и может любой акуле дать фору вперед. В Тавкином бараке Карзубый оказался не случайно. Он и раньше бывал здесь. То чаю Тавке подбросит, то сигарет. «С чего бы это он?» — удивлялся попервости Тавка. А потом привык, решив, что Карзубому нравится общаться с ним. Да и Тавка угощал Карзубого чем мог. Узелок вроде завязывался, а дружбы не получалось — слишком разными они были людьми. Хотя Карзубый старался изо всех сил и даже порой изли­ вал перед ним свою душу, не такую, кстати, уж дремучую, чтобы в ней можно было заблудиться. Были в ней тропинки, по которым Карзубый и водил иногда Тавку, чтобы расположить к себе. До двенадцати лет Карзубый был, как и большинство детей такого возраста, добрым, ласковым, послушным. Учился неплохо. Мечтал стать летчиком. И звали его тогда Ваней. Родители души в нем не чаяли. Как же: единственный отпрыск! «Сокол ты мой ясный!» — гладила его по голове мать. «Орел!» — прижимал к груди отец. Хорошо было!^ И вдруг его родители разошлись. Отец стал жить в одной комнате, мать в другой. А он как мотылек меж двух огней — и на тот подлететь xо^ чется, и на этот. Так и порхал от отца к матери за положенной пайкой ласки и внимания. Но шло время, и разведенных родителей стало это раздражать: если он находился больше у отца, обижалась мать, если у матери, то был недоволен отец. Между ними началась борьба за едино­ личное обладание любовью и привязанностью сына. Они стали перетяги­ вать его, как канат, каждый на свою сторону. Если мать давала ему рубль, то отец — два. Если отец покупал ему носки, то мать ботинки. Ване это стало выгодно. Кто больше давал, к тому и льнул как на аукционе. Но постепенно родителям эта борьба надоела, и они, чтобы не давать больше повода друг другу для наскоков и обвинении, а сыну возможности сравнивать, кто из них лучше, вообще прекратили зани­ маться им. И Ваня впервые почувствовал себя по-настоящему одиноким. Отец редко стал бывать дома. У матери появились какие-то новые подруги — шумные, веселые. Они были довольны, что мать осталась одна. «Ну что ты такой грустный! — трепали они Ваню, как щенка. Найдет тебе мама другого папку. Не грусти.» ^ «А зачем мне другой,—•думал он,— свой, как чужой, стал. А другой и подавно замечать не будет. Неужели мать с отцом его разлюбили?» переживал он, и от этих мыслей у него каменело сердце. Чтобы прове­ рить, так это или не так и обратить на себя внимание родителей, он стал плохо учиться, хулиганить и все ждал, когда же родителей вызовут в школу. Но их не вызывали. Тогда он на переменке на глазах у всего класса вытащил кошелек у учительницы из портфеля и сбежал с уроков. Весь день бродил по городу — ел мороженое, конфеты, пил газировку, пока кошелек не опустел. А вечером заявился домой. Ну, что скажешь. — встретила его мать с ремнем в руке. Отца дома не было. — Вор! Вор! — бросилась она к нему и айда охаживать со всех сторон. Ване стало ясно: не любит его мать. Вот если бы она обняла его и стала плакать, приговаривая: сыночек, ведь так нельзя. Нехорошо это. Тогда бы другое дело. А так — словно чужая тетка. На следующий день в школу ои пе пошел — было стыдно. А вече­ ром за это снова получил взбучку, теперь уже от отца. «И он не любит меня»,— решил Ваня и мысленно пригрозил родителям: «Ну, я вам ью- кажу!» И стал показывать: то у матери пропадут деньги, то у отца. То соседи бегут жаловаться: «Ваш-то у наших мелочь отбирает». Ваня по­ нял, что самое неприятное для родителей, когда он ворует. Они его ремнем, а он опять за свое, чтобы досадить им еще пуще. Ему так хоте