Сибирские огни, 1989, № 4
селке. Но большую часть времени я все-таки буду проводить с вами,— обвел он взглядом своих подопечных. Разные люди здесь были — и молодые, и пожилые. Особенно больно и жалко было видеть здесь стариков. Тяжко ему будет с ними. Ох, как тяжко! Его с детства учили уважать старших, почитать стариков. А ведь тут придется их и наказывать. Сможет ли? Хотя, будучи участковым, он сталкивался с такими вот стариками. Один пьянствовал и дебоширил в доме. Другой пропивал пенсию и не платил за квартиру. Но те были лишь нарушителями обшественного порядка, а эти — преступники. И разговор с ними должен быть иным. — Джигит! — воскликнул осужденный Зарипов, когда Маманин пошел в свой кабинет, который находился тут же, в бараке, но с торца и с отдельным входом. В устах Зарипова лучшей похвалы не было. — Джигит-то джигит, а разговор, как у аксакала из прокуратуры, — возразил кто-то из мужиков. — Так их, знаете, как инструктируют,— стал зашишать начальни ков завхоз,— ого-го! Чтобы каждое слово по инструкции говорил. С на ми только начни по-простому — в такие дебри заманим, что без компаса и не выберется. Через некоторое время лейтенант Маманин стал вызывать осужден ных в свой кабинет по одному, чтобы лучше познакомиться с каждым. В первую очередь он интересовался образованием. Тавка знал, что с грамотных всегда больше спрос. И поэтому сказал, что у него всего три класса. — Ой какой темный! — удивился отрядный.— В лесу росли, что ли? Ну ничего, выучим,— заверил он Тавку, пристально разглядывая его, будто вспоминал; где мог его видеть? Тавка не ожидал такого поворота. Про щколу-то он и забыл. Да и откуда бы ей взяться в такой глухомани. — Поздно в школу идти,— стал отнекиваться Тавка.— Время-то уже сколько прошло с начала учебного года. — Догоните,— успокоил его отрядный.— По всему видно: парень вы — хват. Мы, никак, с вами ровесники? Мне двадцать семь. А вам? — Я на год старше. — И не стыдно вам? — А чего стыдиться-то? — опешил Тавка. — Ну хотя бы того, что я младше, а учу вас уму-разуму. — Это еше как сказать,— не согласился Тавка.— Во-первых, то, о чем вы говорили на собрании, я мог бы не хуже вас сказать. А во-вто рых, не всегда уста начальника глаголят истину. А вот что вы младше меня и начальник — это другое дело. Так жизнь сложилась. — Жизнь складываем мы сами. Мне вот грустно, что я здесь, а вы там. — Давайте поменяемся, — усмехнулся Тавка. — Хотя — нет. Вы жи вете по-писаному, как учили в школе. Я же не хочу жить по-заученно му и быть винтиком в общем механизме. — Во как! — широко открыл глаза Маманин.— Кем же вы хотите быть? — Самим собой,— ответил Тавка. На этом первое знакомство и закончилось. Тавке понравился на чальник отряда: чем-то он не походил на других отрядных. И Маманину Тавка пришелся по душе. «Путаник,— сделал он заключение.— Но ум ный. Если не порвет с уголовным миром, опасным будет. Такого потом голыми руками не возьмешь. А с образованием темнит. Надо бы с его делом ознакомиться». — Ну и дурак! — смеялся Бурый, когда Тавка рассказал ему о раз говоре с отрядным.— Второй срок тянешь, а ничему не научился. Гово рил бы десять классов. Теперь иди, учись. А я буду на нарах валяться. Перед отбоем начальник отряда снова зашел в барак и медленно стал обходить помещение, заглядывая в кубовую, в кладовку, останав ливаясь то у одних, то у других нар.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2