Сибирские огни, 1989, № 4

бы тебя любили, живи, как все живут. А я, может, не хочу, как все! Мне, может, так жить интересно! Все кругом вранье! Ложь!» Ольга прекратила плакать, положила ему руки на плечи. — Жаль мне тебя. Когда-нибудь ты спохватишься, но будет поздно. — Что, бросишь? — убрал он слезинку с ее руки. — Не смогу,— тихо сказала она.— Не имею права. — Во как! — удивился он.— Значит, спасать будешь? — Буду!— отодвинулась она от него и посмотрела ему в глаза с таким состраданием, будто он неизлечимо болен. Этот взгляд запомнился ему навсегда и время от времени будора­ жит его душу, как разбудоражил ее и сейчас. Почему он все-таки такой, а не другой? Почему ему воровать не стыдно? — нет-нет да и задумывается Тавка — ведь на Руси испокон ве­ ков воровство позором считалось. Но ему от этого почему-то ни жарко, ни холодно. Ну считается. А что дальше? Ничего. Никто в тебя паль­ цем не тычет, портреты твои не вывешиваются на всеобщее обозрение, никто не плюется в тебя, не бежит от тебя, как от прокаженного. А по­ чему? А потому, наверное, что почти каждый живущий с тобой рядом в чем-нибудь да кривит душой, в чем-нибудь да нечестен. Взять хотя бы ту же школу. Ребята, будьте честными и порядочными,— вдалбливали им каждый день учителя. А когда узнавали о том, что в школу едет комис­ сия, сами становились нечестными. Заранее предупреждали учеников о том, кого спросят на уроке и о чем спросят. Чтобы те подготовились как следует и не подвели родную школу. А на заводе, где он недолго рабо­ тал грузчиком, было еще хлеще. В конце месяца отправляют якобы го­ товую продукцию потребителю за тысячи километров. А на самом деле продукция не доделана — не было какого-то химиката. Через полмесяца вагон возвращается обратно. Но дело уже сделано. Получена железно­ дорожная квитанция, подтверждающая отправку продукции. План по реализации выполнен. А какой урон государству! И так бывало час­ тенько. Разве сравнить это преступление с преступлением, за которое осужден он? А ведь люди, сознательно идущие на него, наверняка с партийными билетами. Однако когда речь идет о собственном благопо­ лучии, то все побоку — и государственные интересы, и мораль. Нечест­ ность, как то и дело убеждался Тавка там, на свободе,— она многолика. Та, что на виду, пресекается, осуждается. А та, что завуалирована все­ возможными благими мотивами, чаще всего остается ненаказуемой. Да и как наказывать, если люди старались вроде во благо целого коллек­ тива. Хотя на самом-то деле — ради своих постов и кресел. Приди он к к ним устраиваться после освобождения на работу, они еще подумают, брать его или не брать. Хотя сами давно нисколько не лучше уголовни­ ков. И вот, когда вокруг видишь такое, то не стыдно и за свои грехи. Пе­ ред кем стыдиться? Конечно, есть люди честные. Их, пожалуй, больше. Но ведь видится в первую очередь то, что нужно душе для успокоения. Приучили с детства к мысли: не обманешь — не проживешь, а теперь пе­ ревоспитывают... И до глубокой ночи таким вот образом рассуждал сам с собой Тавка, пока сон, наконец, не сморил его. ГЛАВА 5 Утренняя поверка проводится каждый день перед разводом на работу. Осужденные выстраиваются по линейке — ряд в ряд, затылок в затылок. Контролеры по списку выкрикивают людей, потом подбивают бабки — кто в больнице, кто в изоляторе — и докладывают о наличии людей старшему. Сегодня на поверке присутствует заместитель начальника колонии по режиму капитан Глебов. Он обходит ряды осужденных, присматри­ вается: все ли одеты по форме, все ли подстрижены. И через одного на­ казывает, лишая свидания с родственниками, правом отовариваться в ма