Сибирские огни, 1989, № 4
— Ну и что! Правильно Тавка сделал. Зачем такой состав тянуть за собой, а самому идти паровозом. — Да ты 40 такой бестолковый!— стал нервничать Бурый.— Не се- кешь, что ли! Давай напишем мы им письмо от имени Тавки. Так, мол, и так. Если вы, суки, пока я тут, не будете высылать мне по полста дубов ежемесячно по такому-то адресу, то я приду с повинной и вас тоже об венчают. Ты понял, сколько можно с них потянуть? Срок-то только на- чался. ^ — Ах ты курва! — выставив вперед челюсть, оскалил рот Карзубыи. — Дело, значит, предлагаешь. Ну спасибо, спасибо. Не думал я, что ты такой добрый. Ух! — замахнулся он на Бурого.— Шакал! Бурый присел от испуга. — Ты что! Ты что! — пошел он на попятную.— Я ведь так, между прочим. Думал, заинтересуешься. Не хошь — будь здоров,— стал он по тихоньку отступать к выходу. На улице Бурый догнал все еше прогуливавшегося Тавку. — Нашел знакомого? — поинтересовался тот. — Нашел,— не поднимая глаз, нехотя ответил Бурый. В барак они пришли вместе. И сразу завалились каждый на свои нары. В проходах меладу нарами шныряли какие-то заблатненные му жички, косясь на них, на новеньких, словно отгадывая: кто такие и как с ними разговаривать. — Чифирить будешь? — пригласил Тавку один из них. — Буду! — согласился он. — Тогда прыгай к нам. Познакомились. Двое оказались из бригады погрузки. Третий — из другого отряда. Кружка с чифиром пошла по кругу. А когда она опусте ла, языки у всех развязались, как после хорошей стопки, и пошли всякие разговоры о воле, о бабах, о том, кому сколько сидеть. И только о работе никто не заикался. Объявили отбой, а глаза после чифира не закрывались, сон не шел. И Тавка мысленно полетел к Ольге. ...Приземлился он прямо у дверей ее квартиры. Подтянул брюки, поправил воротничок рубашки. Можно звонить. Дверь открыла Нина Андреевна, Ольгина бабушка. — Оля, к тебе! — пропела она. И вот сидят они с ней на диване. Ольга краснеет, то и дело поправ ляет халатик на коленях, волосы. — Ты уж извини, что я такая,— ежит она плечики.— Только из ин ститута пришла. Тавка обнимает ее, целует. Ольга не противится. У обоих перехва тывает дыхание. «Моя! Моя!» — улыбается он счастливый. Но вот Оль га, становится серьезной и неприступной. — Не любишь ты меня,— говорит печально она. — Ты что! — пытается снова обнять он ее. Но она отстраняет его руки. .— Скажи, ты будешь когда-нибудь работать?— спрашивает Оль га,— Ведь ты же мужчина. У Тавки падает настроение. — Ну при чем тут работа,— хмурится он. — Да при том, что я за тебя такого замуж никогда не пойду,— бросает она ему в лицо,—Жук! Урка! — И ты туда ж е !— опускает он голову.— Когда я тебя в парке от хулиганья защитил, ты гордилась мной, хотя и знала, кто я. Буфетчица успела рассказать. — Тогда ты был чужим, теперь свой. Родной,— покатилась слезин ка по ее лицу...— И на черта мне такая любовь, у которой ничего впе реди,— всхлипнула она. «Да, ситуация,— задумался он.— Хочешь, что
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2