Сибирские огни, 1989, № 4

— Ау! Люди! Где вы?! — сложив ладони рупором, стал кричать Тавка, едва за ним захлопнулась дверь. А в ответ тишина жуткая^, глухая, как из подземелья. В камере — нары, параша в углу, питьевой бачок. Окно, закрытое густой решеткой, как вуалью. Плевок и тот з а ­ стрянет между ее прутьями. Тавка упал на нары, уперся глазами в по­ толок. «Лети, сокол!» — усмехнулся он нервно. И вдруг его словно подкинуло — он соскочил с нар, раскинул руки и, махая ими, как крыльями, стал бегать по камере, по-волчьи подвывая себе. «У-у-у!» завывал он, с каждым кругом все больше и больше на­ бирая скорость, будто хотел взлететь, и укал с таким страшным над­ рывом и хрипотой, что у него у самого от этого уканья забегали мураш­ ки ыо телу, а в груди появилась какая-то необъяснимая тревога. — Ты что? С п я т и л ? — открыл окошечко-кормушку контролер. — Не мешай! Облет территории делаю! — даже не взглянул на не­ го Тавка, продолжая укать, а теперь еше и крыть в бога мать. — Психопат!— захлопнулась кормушка. Но чем сильнее Тавка распалялся, тем больше выходил из него пар. Наконец, Тавка успокоился. — Даже поговорить не с кем,— тяжело дыша, он осмотрелся.— Те­ бя как зовут? — подошел к грязному и обшарпанному бачку, погладил его по боку,— Вася? Я так и думал. А меня — Тавкой. Будем знакомы, Василий. Ты видел виды в этом учреждении, да и я кое-что тоже... Так что подружимся. Я, Василий, человек добрый, когда меня не трогают. Мухи не обижу. Вон видишь, таракан ползет по полке. Попадись он на глаза кому-нибудь в камере — моментом раздавят. А по мне пусть он хоть тыщу лет живет. Его, может, дома дети голодные ждут, жена- ведьма пилит за каждую крошку. Ну беги! Беги! Чо уши развесил! Вышел на дело — не отвлекайся,— стукнул Тавка рукой по полке, вспугнув таракана.— Ну и фрайер,— покачал он головой,— нет чтобы курорт какой облюбовать, так тюрьму выбрал. А ты как думаешь, Ва­ силий, прав я или не прав? Булькаешь. Ну, булькай, булькай. Сам ско­ ро булькать начну. Люди в тюрьме, Василий,— это клубок змей. Жалят, кусают друг друга, а расползтись не могут в стороны. Но вот Тавке становится скучно, и он начинает обстукивать стены. Тук-тук! Тук-тук! В ответ — ни звука. Как в солнечной системе, где, кро­ ме Земли, ни одной обитаемой планеты. Тогда он начинает дони­ мать контролера, прохаживающегося по коридору. — Эй, капитан! — стучит Тавка в дверь.— Водички бы, что ли, принес! — Какой я тебе капитан! — открывает кормушку контролер в фор­ ме сержанта.— Вон у тебя воды полный бачок! — Подожди, не закрывай,— придерживает Тавка.—Может, заку­ рить дашь? — Перебьешься! — захлопывает кормушку сержант. И Тавка сно­ ва шагает по камере, время от времени беседуя с бачком Василием. А ночью его неожиданно освободили. — Этап! — открыл настежь дверь контролер.— Выходи с вещами! ГЛАВА 3 Третьи сутки поезд мчится на север. Страна в снегу мелькает за окнами и нет ей ни конца и ни края. Вагон, называемый «столыпин­ ским»,— внешне как и все пассажирские вагоны. Разница лишь в том, что купе здесь заделаны решетками, а по проходу ходит конвоир и на все просьбы осужденных отвечает: «Не положено!» — Начальник, сколько времени? — Не положено. — Начальник, раздвинь шторки на окнах. — Не положено. Есть у осужденных и свои преимущества перед другими пассажи­ рами поезда. Они находятся на полном государственном обеспечении. 64