Сибирские огни, 1989, № 4
— Ну все, пойдем, я тебя отведу,— встает из-за стола старшина и гремит ключами. А через два месяца Тавку «обвенчали», и получил он пять лет — ни больше и ни меньше того, что заслужил. ГЛАВА 2 Обитатели камеры, куда водворили Тавку после суда, были похожи на больных психиатрической больницы, которых не успели напичкать успокаивающими лекарствами. Едва Тавка вошел в камеру, как его сра зу же оглушили крик, визг, улюлюканье. Мужиков из-за табачного дыма невозможно было рассмотреть, и все они, подстриженные наголо, каза лись на одно лицо. А если чем-то и отличались друг от друга, то только своим одеянием. Одни были в нательных рубашках, другие — в майках, а третьи — вообще по пояс раздеты. В первое мгновение Тавка подумал, что причиной такого возбуждения людей явился его приход. Но потом, оглядевшись, понял: нет, на него внимания никто не обратил, как будто его здесь и не было. Мужики кричали, обращаясь к контролеру, кото рый привел Тавку. Они требовали, чтобы их скорее выводили на прогул ку. Но как только дверь камеры захлопнулась, Тавку сразу же окружи ли, образовав вокруг него хоровод, стали спрашивать, откуда он и на долго ли пожаловал. — Жулик, хулиган? — с любопытством заглядывал ему в лицо один из этого хоровода с мечущимися, как пчелки, глазами — черными, ко лючими, того гляди, ужалят. —Жулик. По морде видно,— не дождав шись от Тавки ответа, заключил он. — Сам ты морда! — обиделся Тавка. — Карзубый я. А Морда вон — за столом в домино играет. — Вот и познакомились,— усмехнулся Тавка. Нашлись здесь и знакомые по первому сроку: Вовка Буров по клич ке Бурый и Витька Гайденко по кличке Фонарь. Они улыбались, доволь ные, что снова встретились с Тавкой. Когда со свободы приводят све женького человека, у тех, кто сидит давно, на душе становится легче: не одни, мол, они попались. Бурый тут же организовал Тавке место рядом со своей кроватью, прогнав какого-то мужика. Фонарь быстренько стал заваривать чифнр, не пожалев по такому случаю своего полотенца, которое он разорвал на ленточки, а потом, сворачивая их в жгуты, поджигал и направлял пламя под донышко кружки, подвешенной им на краник питьевого бачка. Бурый стоял на стреме, прикрыв плечом глазок в дверях. Тавка по первому сроку не был близок ни с Бурым, ни с Фонарем. Бидеть он их видел на зоне, а общаться с ними не приходилось. Но, не смотря на это, Тавка считал их своими. Б случае чего — в обиду не да дут. Когда чифир был готов, к ним подсел Карзубый. — Раскумаришь? — спросил он у Бурого, протягивая руку к круж ке с чифиром. — Че спрашиваешь, держи, — поднес тот ему кружку. Сделав пару глотков, Карзубый передал ее Фонарю. — Благодать! — погладил Карзубый живот.— Бечером мой зава рим. — Хорошо живете,— заметил Тавка. — Не жалуемся,— благодушно отозвался Карзубый. Лицо его по сле чифира светилось спокойствием и уверенностью. Так чувствуют себя те, кто давно обжился и теперь горделиво взирает на вновь прибывших — жалких, растерянных, не знающих, что ждет их впереди. Посреди камеры стоит длинный стол, за которым мужики играют в домино. Играют не абы как, а на интерес. Игра начинается обычно с безобидных мелочей. Присмотрели, скажем, у кого-то хорошую тряпку или передачу кому-то принесли со свободы. Бозникает вопрос, как з а брать у него эту тряпку или как заставить его поделиться передачей. По собственной воле играть под продукты и тряпки отваживается не каж- 60
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2