Сибирские огни, 1989, № 4

ЦАРЕГОРОДЦЕВ. Вы, конечно, лучше меня знаете людей, но что касается «В. Т.» — никогда он не сменит гнев на милость по отношению к вам. Я ему однажды сам по молодости кинул слово поперек — пятый год помнит! РАЖИН. Люди скажут — вот благородный Буньков! Больше всех ему досталось — принял. А Царегородцева только задел... ЦАРЕГОРОДЦЕВ. Это ближе к истине. Я вас благодарю. Я люблю открытую драку. Но не терплю дилетантов. Я этого испугался. Вы, на­ пример, писали насчет памятника... так он не шесть метров — пять двадцать... РАЖИН. Д а какая разница?! ЦАРЕГОРОДЦЕВ. Как какая разница?! Мы же в сельском хозяйст­ ве! Если я стельной корове дам не пять кило силоса, а пятьдесят — что с ней будет? Кого родит? А потом я подумал — поживет, что-то же пой­ мет он... РАЖИН. Во-первых, я в газеты больше не собираюсь писать! ЦАРЕГОРОДЦЕВ. А наши клубы-развалюхи, которые вы отметили из машины «Волга»? Почему они до сих пор, знаете?! Д а потому, что на нас давили — я вот был председателем колхоза... «Из саянского мрамо­ ра для коров на века!» Им виделись некие фабрики мяса... а сейчас это ледяные братские могилы! Лучше бы фонды на дерево, коровы любят дерево... а камень — для ДК. Кто вскроет — злоумышленное планирова­ ние? Или наша несусветная глупость, болезнь гигантомании?! Р а ж и н пож им ает плечами. Ах, да, ВЫ собираетесь про что-то другое! У вас же книги! Простите, не читал... все некогда... Значит, остаетесь? Жаль. Золотая речка — знат­ ное место. Думаю, скоро сюда по старинке и другие болтуны подскочат. А я-то думал — перед нашими женшинами извинитесь. Они говорят: нет, чтобы зайти за птицефабрику... в каких условиях крутимся... воспел бы нас, а не высмеял! РАЖИН. Д а разве я их высмеял?! Я готов им руки целовать! Я вот такие монументы яйцу высмеял! Таких руководителей, как вы, молодой человек! ЦАРЕГОРОДЦЕВ. Великодушно извините, если оскорбил ваше эстетическое чувство! Читал, читал я и Баумгартена, и Гегеля! Но где члены Союза художников, которые бы приехали сюда?! Вольно вам из окна самолета возмушаться нелепостями нашего наземного искусства! И пить потом кофий в каком-нибудь притоне, в кругу эстетов, погубивших святой центр Москвы! ( Ух о д и т . ) РАЖИН (вс л ед) . Д а при чем тут я?! Что вы все ко мне? Я же правду!.. Ну, на несколько сантиметров ниже ваше бетонное яйцо! А другие памятники?! С ногами разной длины? С идиотическими лицами? Это же вы их заказываете... бравым кавказцам с золотыми зубами?! Идите к черту!.. ( С а д и т с я н а к р ы л ь ц е , з а к у т а в ш и с ь в т у л у п . ) Картина 5. Изба Р а ж и н а. Вечер. На подоконниках книги, папки, на табуретке «Спидола». Р а ж и н , включив свет садится за стол, к пишущей машинке, вставляет белый лист. Во дворе за окном появ-’ ляется с дрелью В о р о ж е й к и н, не глядя на Р а ж и н а, хмуро кивнув, сверлит ды р­ ку в раме. Затем , просунув плоский двойной провод для телефона, заходит в избу — под мышкой старый телефонный аппарат. ВОРОЖЕЙКИН. Я сейчас. ( П р и к о л а ч и в а е т п р о в о д м е л ­ к и м и г в о з д и к а м и к с т е н е . ) РАЖИН (со с т о н о м , т и Xо). Д а не надо было... В о р о ж е й к и н молча работает. Д ол гая пауза. Как ваши дела? лаань ' . 20