Сибирские огни, 1989, № 4

Но гости не ждали. — Начнем с хирургического...— В хирургическом лежало человек двести, две боль­ шие палаты человек по восемьдесят, одна — чистой хирургии, другая — гнойной; в чис­ той все закрытые переломы, все вывихи. И — послеоперационные маленькие палаты. И — палата умирающих больных гнойного отделения — сепсисы, гангрена. — Где хирург? — Уехал на поселок. К сыну. Сын у него там в школе учится. — А дежурный хирург? — Дежурный сейчас придет.— Но дежурный хирург Утробин, которого по всей больнице дразнили Угробиным, был пьян и на зов высокого начальства не явился. По хирургическому высокое начальство сопровождал старший фельдшер из зак­ люченных. — Нет, нам твои объяснения, твои истории болезни не понадобятся. Мы знаем, как они пишутся,— сказал высокий начальник фельдшеру, входя в большую палату и закрывая за собой дверь.— И начальника больницы пока сюда не пускайте. Один из адъютантов, майор, занял пост у двери в палату. — Слушайте,— сказал седой начальник, выходя на середину палаты и обводя ру­ кой койки, стоявшие в два ряда вдоль стен,— слушайте меня. Я новый начальник по­ литуправления Дальстроя. У кого есть переломы, ушибы, которые вы получили в за ­ бое или в бараке от десятников, от бригадиров,— словом, в результате побоев,— по­ дайте голос. Мы приехали расследовать травматизм. Травматизм ужасен. Но мы покон­ чим с этим. Все, кто получил такие травмы, расскажите моему адъютанту. Майор, за ­ пишите! Майор развернул блокнот, достал вечное перо. — Ну. — А отморожения, гражданин начальник? — Отморожения не надо. Только побои. Я был фельдшером этой палаты. Из восьмидесяти больных семьдесят были с та­ кими травмами, и в историях болезни все это было записано. Но ни один больной не откликнулся на этот призыв начальства. Никто не верил седому начальнику. Пожалуй­ ся, а потом с тобой сочтутся, не отходя от койки. А так, в благодарность за смир- ный нрав, за благоразумие, подержат в больнице лишний день. Молчать было гораздо выгоднее. — Вот я — мне руку сломал боец. — Боец? Разве у нас бойцы бьют заключенных? Наверное, не боец охраны, а ка­ кой-нибудь бригадир. — Д а, наверное, бригадир. — Вот видите, какая у вас плохая память. А ведь такой случай, как мой приезд,— редкость. Я — высший контроль. Мы не позволим бить. Вообще, с грубостью, с хули- ганство.м, с матерщиной надо кончать. Я уже выступал на совещании хозяйственного актива. Говорил: если начальник Дальстроя невежлив в своих беседах с начальником управления, если начальник горного управления, распекая начальников приисков, д о ­ пускал оскорбительную, матерную брань, то как должен говорить начальник прииска с начальниками участков. Это — сплошной мат. Но еще это материковый мат. Началь­ ник участка распекает прорабов, бригадиров и мастеров уже на чисто колымском блат­ ном мате. Что ж е остается делать мастеру, бригадиру? Брать палку и лупить рабо­ тяг. Так или не так? — Так, товарищ начальник,— сказал майор. — На той ж е конференции выступал Никишов. Говорит, вы — люди новые, Колы­ мы не знаете, здесь условия особые, мораль особая. А я ему сказал: мы приехали сю­ да работать, и мы будем работать, но мы будем работать не так, как говорит Ники­ шов, а как говорит товарищ Сталин. — Так, товарищ начальник,— сказал майор. Больные слышали, что дело дошло до Сталина, и вовсе примолкли. За дверью толклись заведующие отделениями (их уже вызвали с квартир), стоял начальник больницы, дожидаясь конца речи высокого начальника. — Снимают Никишова, что ли,— предположил Байков, заведующий вторым те­ рапевтическим отделением, но на него шикнули, и он умолк. Начальник политуправления вышел из палаты и поздоровался с врачами за руку. — Перекусить прошу,— сказал начальник больницы.— Обед на столе. — Нет, нет,— начальник политуправления посмотрел на часы.— Надо ехать, к ночи