Сибирские огни, 1989, № 4

Лидия Николаевна тут ж е позвонила Шагинян, и та назначила день, в который мы можем прийти к ней домой. И вот мы всей гурьбой у Мариэтты Сер­ геевны. У них с мужем Я. С Хачатарьян- цем — однокомнатная квартира на лестнич­ ной площадке, маленькая прихожая, малень­ кая темная кухня и большая светлая комна­ та, очень уютная. Мариэтта Шагинян, в широкрм темном платье, выглядела как-то очень солидно. Мы заговорили о ее романе «Гидроцентраль», и она рассказала нам о строительстве в Армении ДОРАГЭС, на ко­ торой она пробыла длительное время; это строительство легло в основу ее «Гидро- централи». — Но первая, кто заговорил о новых людях,— перебила она себя,— была Сейфул- лина. Она — один из зачинателей нашей советской литературы, ее «Виринея» и «Пра­ вонарушители» стали классикой. Мариэтта Сергеевна говорила о Лидии Николаевне с теплотой и нежностью. Несколько дней спустя, после того, как мы со студентами были у Мариэтты Сергеевны, она зашла к нам. Мы с сестрой только кон­ чили читать ее повести «Месс Менд», «Янки в Петрограде», «Дорога в Багдад» и востор. женно стали высказывать Шагинян свои впечатления от ее повестей. Она смеялась и говорила: «Это ж е моя шутка». А потом рассказала, что прочита­ ла на английском языке роман Горейс Уолпол «Замок Отранто», полный ужасов и тайн. И под впечатлением этого романа XVIII века у нее возникла мысль написать приключенческую повесть «Месс Менд», пи­ сала смеясь, легко, и вдруг такой огромный успех, даж е экранизировали эти повести. И тут пошел разговор об английской ли­ тературе. — Я люблю английскую литературу,— го­ ворила Шагинян,— поэзию Бёрнса, Байрона, люблю романы Вальтера Скотта, Диккенса, особенно «Домби и сын» и «Давид Коппер­ фильд», Стивенсона с его «Островом сокро­ вищ», Голсуорси с его «Сагой о Форсай­ тах», но вершиной всего, пока недосягаемой вершиной, является Шекспир. Лидия Николаевна согласно кивала го­ ловой, она также любила творчество Бёрнса, Диккенса, Голсуорси, но, как дело дошло до Шекспира, сказала: — Я не люблю этого великого писателя... — Что-о-о? — изумилась Мариэтта Сер­ геевна.— Вы не любите Шекспира? Этого не может быть. Такой чуткий человек к ли­ тературе, как вы, не может не любить Шекс­ пира! — Нет, серьезно, я не люблю Шекспира, мне чужда его фантастика, мне чуждо и непонятно, когда вместе с реальными людь­ ми действуют духи, совершается колдовство. Эта символика мне чужда. Шагинян была поражена. Несколько ми­ нут она молчала, потом с особой экспрес­ сией: — Если бы я не знала вас, Лидия Нико­ лаевна, я подумала бы, что вы рисуетесь, но вы и рисовка, ложь — это несовместимо! Я не могу себе представить, как можно от­ рицать «Гамлета», величайшее произведе­ ние мировой литературы. — Я не отрицаю,— серьезно говорит Ли­ дия Николаевна,— я понимаю величие Шекспира, но я не люблю его творчества. Помните, Мариэтта Сергеевна, известное изречение; «Могущий вместить да вместит*, — а я никак не могу «вместить» Шекспира. Никак. — Что вы не могли понять и «вместить» «Бурю» Шекспира, для меня это... это просто поразительно! Мне до того нравится «Буря», что когда я родила дочку, то хотела наз­ вать ее именем героини «Бури» Мирандой, но Яков Самсонович и родня запротестова. ли, и мы выбрали имя, близкое Мирандо,— Мирэль. Что может быть ближе и дорож е родной дочери, и, если ты хочешь дать ей имя героя произведения, значит, это произ­ ведение вошло тебе в сердце. Лидия Нико­ лаевна, прошу вас, перечтите «Бурю» Шекс­ пира. Тетя Лида согласилась, и Мариэтта Сер. геевна тут ж е принесла нам том Шекспира с этой пьесой. Мы все, и Лидия Николаевна, и Милочка, и я, прочли пьесу, нам она не очень понра­ вилась. И когда пришла Шагинян и дотошно стала расспрашивать Лидию Николаевну об этой пьесе, она просто сказала; — Шекспира я не могу «вместить». Несколько дней Мариэтты Сергеевны у нас не было, а потом, уж е много времени спустя, она сказала Лидии Николаевне: — Бог с вами и Шекспиром, я все равно люблю вас, Лидия Николаевна. ...В 1934 году Лидия Николаевна в своей статье «Разговор с молодым писателем» го­ ворила об И. Бабеле: «...пишет очень мало. Но в смысле формы, в смысле фразы, в смысле культурности, знания языка, искус­ ства — это самый большой писатель». Лидия Николаевна любила Бабеля, очень высоко оценивала его творчество, всегда говорила, что это образованнейший человек, интеллигент в лучшем смысле этого слова, талантливейший, яркий писатель. Я помню, как в сентябре 1935 года Лидия Николаевна пришла со встречи писателей с маршалом В. К. Блюхером. Она была воз­ буждена, ее огромные глаза радостно бле­ стели. — Блюхер отлично отозвался о «Конар­ мии» Бабеля, говорил, что писатель дал яр­ кую картину Первой Конной, хвалил он и Малышкина за его книги «Падение Дайра» и «Севастополь», сказал и обо мне: прекра­ сно показала Сейфуллина революцию в «Перегное», это — одна из лучших книг о деревне в дни становления Советской вла­ сти. После выступления Блюхера,— продолжа­ ла Лидия Николаевна,— когда уж е шел не­ принужденный разговор, он сказал мне: «Люблю вашу «Виринею», и спектакль пре­ отличнейший.» В ИФЛИ, во время перемены между лек­ циями, я рассказала своей новой, уже иф- лийской, подруге Лии Дерман об этой встре­ че, о том, как Блюхер похвалил моего лю­ бимого писателя Бабеля, его «Конармию». Рядом с нами стоял студент Глеб Власов, он слышал наш разговор и вмешался в него. — Чтобы Блюхер похвалил «Конармию», я не верю. — Почему? — удивилась я. — Потому что «Конармия» — это паск, виль на Первую Конную. — Что-о-о? — возмутилась я.— Это же прекраснейшая, правдивая книга. — Буденный для вас авторитет? — спро