Сибирские огни, 1989, № 4

зы уполном'оченные. Стоял спертый ду.ч портянок, мокрой сбруи, застарелого само­ садного дыма. Подложив под голову ко­ томку, не раздеваясь, прилег на краешек вар, ночью несколько раз просыпался от тянувшего с порога холода, снова ненадол­ го засыпал и видел во сне бесконечную санную колею, косогоры в накатанвых по­ лозьями раскатах, белые, белые плесы... Д о света поднялся и пошел дальше. Не со­ гревала выношенная телогрейка, мерзли высовывавшиеся из обрямкаяных рукавов кисти рук, отворачивая лицо от лютого си­ верка, шел по слепящей глаза лине, а ря­ дом с дорогой совсем близко от меня на стылых тальниках, словно комья снега, не­ подвижно сидели белые куропатки, и перья их розовели от медленно вздымавшегося над кромкой дальнего урмана холодного солнца. В свою Красноярку пришел за полночь. Под выз 1 вездившимся небом увидел крыши темных изб, дворы, слабый свет керосино­ вого фонаря в хо'мутарке, где коротал ночь конюх, и, обиссилевный, сел на снег... Было это в марте сорок седьмого, еще голодного безвольного хлеба года, был я один как перст, но все дальше уходила война и с нею все тяжелое, страшное. Был я молод, жил надеждой и так немного, казалось тог­ да, нужно для счастья. Болезни, старость, страх за своих детей и внуков, страх за са­ му землю — все было еще за таким да.ле- ким, далеким перевалом... — Ты о чем задумался? — спрашивает меня Любовь Самсоновна. — Так... Былое вспомнил. Вроде недавно, а как давно... Она вздыхает; — Я тоже часто вспоминаю. Ребят из детдома и все, все... Рада за них, это они в люди вышли. Я тебе о Семьянских рас­ сказывала, так у них тут сестра живет — Надя. Приезжали к ней все трое: Таня, То­ ля, Гоша. Тетка из Боготола, которая тогда их приняла, после опять по детдомам рас­ пихала, дорогу в жизни им уж е самим пришлось пробивать. Таня теперь живет в Башкирии, семья у нее хорошая. Толя — радист в Борзе, Гоша — там же. Все трое на войне побывали. Когда приезжали к На­ де, приходили меня проведать. Вспомина­ ли вместе многое... Сашу Вострикова — я тебе о нем говорила, первый затейник — тоже встречала. Его жизнь трагично сло­ жилась — на войне был несколько раз ра­ нен, раненый попал в плен, а когда вернул­ ся, еще в своем лагере срок отбывал. У него тут тоже родня, два раза приезжал, оба раза ко М'не заходил. Здоровье уже совсем подорвано было... Некоторые ребя­ та иногда шлют мне поздравительные от^ крытки к праздникам... Все они на доброту отзывчивы. Недоставало им ее в детстве. Что ни говори, детский дом — не свой род­ ной. Всяко ведь бывало, и разлучали — брат в одном детдоме, сестренка в другом, особенно если большая разница в возрасте. От нас многих малолеток увозили, да и вообще часто тогда переводили из одного детдома в другой. Теряли друг друга, потом начинали искать, помнили — был братишка, сестренка была... А вообще.я часто думаю, скольких детишек детдом спас. Память и хорошее хранит. Наверное, хорошее даж е крепче, чем плохое. Знаешь, прошлым летом была я в Сред­ нем Васюгане. Сходила там к детскому дому, где начиналась моя трудовая жизнь, увидела домишко, в котором жила пятьде­ сят лет назад. Господи, уже пятьдесят... Заброшен, нижние бревна погнили, но еще цел, теперь в нем какой-то склад. Тогда он казался больше, в одной половине жили мы — воспитательницы, в другой — дирек­ тор, которого забрали в тридцать седьмом. Семья у него была большая, а зайдешь к ним — всем места хватало. Прежних дет­ домовских построек почти не осталось, но­ вые стоят, но как-то все неуютно, неухо­ жено. Многое пришло на память — и светлое, и тяжелое. Как мама с нами семерыми на руках осталась... Она была сильная, очень сильная духом. Когда через много лет уже получила документ, знаешь — всего не­ сколько слов, это «за отсутствием состава преступления» дело на моего отца прекра­ щено, то по этой реабилитации имела пра­ во на какие-то деньги, но отказалась: «Эти­ ми рублями мне его не вернуть». Потом уж е я без ее ведома оформила ей пенсию — 23 рубля в месяц. Она свою жизнь прожи­ ла правильно, могла поделиться последним, была добрая... — Скажи, Люба, — говорю я. — Скажи — вот если б тебя спросили: «Хочешь про­ жить жизнь сначала, вернуть детство, мо­ лодость, чтобы все повторилось, как было, и ты ничего не знала о том, что будет? .Хо­ тела бы снова пройти той же дорогой и все случилось, как уже раз было от начала и до конца? Все, что было счастливого и что было тяжелого, страшного? Все встречи и все разлуки, все, все сначала? Она долго думает и, не ответив, спраши­ вает меня: — А ты? Ты хотел бы, чтобы все повто­ рилось? Я молчу. Сколько было в моей жизни тяжелого, невыразимо тяжелого. Зачем, для чего все опять, если ничего нельзя из­ менить? Зачем, если «за отсутствием сос­ тава преступления» отцу — уже посмертно? Но ведь было в жизни и другое. Было, тоже было... Мерно стучат часы. Стучат, словно бьет­ ся чье-то сердце. Стучат, отсчитывая ухо­ дящее, уже ушедшее время. Время дви­ жется только в одну сторону, только в одну. Мы молчим. Мы оба молчим. Вадим Николаевич МАКШЕЕВ родился в 1926 году в Ленинграде Работал экономистом в колхозах Томской области, журналистом в га зете Красное,знамя». Автор книг прозы ^Последний парень», *Чужие люди», ^Красные кони», *Дождь надолго», изданных в Москве и Новоси бирске. Член Союза писателей СССР. Живет в Томске. ❖