Сибирские огни, 1989, № 4

пользу. Непременно пометьте: «Учетная карточка образца 1926 года автобиографию Ильина подтверждает». Я пометил, но спросил: не могло ли слу- , читься так, что в обоих документах оказа- ','цлись одинаковые ошибки? — Это исключено,— сказала она убежден­ но.— Вы знаете, скольким проверкам под­ вергались личные партийные документы с двадцать шестого года? Любую ошибку нашли бы десять раз, и уж, конечно, испра­ вили б. По картотеке она отыскала несколько разных источников, в которых фигурировал Дмитрий Иннокентьевич, Мне подали папки с делами, и я полдня просидел над доку­ ментами, делая выписки и сопоставляя их с ранешними пометками в записной книжке. — Соответствует? — опять спросила Але­ ксандра Петровна, когда я вернул ей папки. — Да. Похоже, ему не нужно было при­ украшивать биографию. — Но это очень важно! — воскликнула Александра Петровна.— Выпишите паспорт­ ные данные документов. — Ничего,— сказал я.— Думаю, мой чи­ татель поверит и так. Но Александра Петровна так серьезно, так убеждающе сказала: «Ведь вас будут читать и историки!» — что я согласился. И вот они, шифры бумаг, подтверждающих героические страницы жизни Дмитрия Иль­ ина: НАТО, ф. 77, оп. 1, д. 183, л. 22; ф. 4204, оп. 1, д. 44, л. 85 об.; ф. 4204, оп. 4, д. 13. л. 10. К тому времени я уже сроднился со своим героем до такой степени, что только о нем и думал, и каждого встречного знакомого старался убедить в том, какая это замеча­ тельно интересная личность — Дмитрий Ильин! Никакой определенной целью при этом я не задавался; просто очень трудно было держать в себе полученный от него эмоциональный заряд. Не знаю, удалось ли мне заинтересовать кого еще, но работники архива были явно заинтригованы — и это, наверно, замечательно, поскольку теперь-то Ильин попал в чье-то поле зрения, и связан­ ные с ним документы не уйдут в безвест­ ность. А там, глядишь, кто-нибудь из истори­ ков включит его в обзорную статью... Но вот о чем еще я думаю. А если б Ильин не участвовал в революционном дви­ жении? Если б не было в его записках ре­ троспекций 1905 года, документов 1917, 1918, 1919-го? Понадобились бы тогда ко­ му-нибудь его бумаги, его письма и дневни­ ки, его простые человеческие письма и чувства? Очень сомневаюсь. Так что ж, все же место красит человека? А личность, не отмеченная какими-то осо­ быми заслугами,— как быть с нею? Вовсе не допускать в историю, невзирая на само­ бытность? Пожалуй, эти вопросы носят все же ри­ торический характер. При общем дефиците вовлеченных в научный оборот документов — дай нам бог одних только героев осве­ тить, одних только выдающихся, признан­ ных. Хотя... Если б подобный отсев проводили предшественники наших историков, не знать бы нам никогда ни того же Андрея Болото­ ва, ни Григория Сковороду, ни Афанасия Никитина, поскольку никаких достижений на государевой службе за этими не значи­ лось. По логике официального признания их должны вытеснять из истории фигуры ти­ па графа С. С. Уварова, адмирала А. С. Шишкова, думного дворянина Малю- ты Скуратова — вот образцы радения о го­ сударственных интересах! Кроме всего прочего, приоритетное отно­ шение к источникам создает трудно изжи­ ваемую иллюзию, будто на сцене истории действовали только великие люди, прочий же народ — безмолвствовал, выполняя функ­ ции хоть и важные, но не требующие при­ стального внимания исследователей,— как массовка в кино, как цемент между камен­ ными блоками архитектурного памятника, как удобрение в цветущем саду. По делу декабристов было привлечено к следствию 579 человек. Пятеро из них повешены, сто двадцать один направлен на каторгу, в крепость или на поселение, большинство остальных наказаны в дисциплинарном по­ рядке. Имена героев известны, обществен­ ное внимание к ним велико. Библиография . изданных сочинений декабристов и научных работ о них — тысячи названий; не отстает и художественная литература. Но... Но было еще больше трех тысяч нижних чинов — солдат, вышедших на первую в истории схватку с самодержавием, павших на Се­ натской площади и под Белой Церковью, прогнанных сквозь строй, сгинувших в мя­ сорубке Кавказской войны или в Сибири. Что мы знаем о них? Почти ничего. И ниче­ го более не узнаем. Правительство импера­ тора Николая отнеслось к ним как к серой массе, все последующие поколения истори­ ков вольно или невольно повторяли этот «методологический» подход. Почему в народах нашей страны до сих пор живы и даже довольно сильны сталин­ ские настроения? Разумеется, все еще сра­ батывает миф о добром царе, не ведавшем, что творят его бояре. Но не только. Безот­ казно действует все та же приоритетная иллюзия, не только не разрушаясь, но и ук­ репляясь по мере того, как появляются но­ вые и новые публикации о репрессирован­ ных видных деятелях. Видный — значит, из другого социального слоя... Логика тут про­ стая: вождь не давал спуску зажравшимся чиновникам, разболтанным интеллигентам, всяким уклонистам и прочим паразитам тру­ дового народа,— зато всем остальным от этого жилось только легче. Что можно противопоставить такой леген­ де? Единственное— статистику репрессий «нижних чинов». Но она у нас по-прежнему наглухо закрыта. Д а и существует ли вооб­ ще такая статистика? Кто ее сводил-сбивал? Остаются — свидетельства современни­ ков... Окончание следует.