Сибирские огни, 1989, № 4
сам по себе ничего не значит, ему не помогут ни дипломы, ни звания. Его интеллигентное лицо с вечно печальными глазами, грустившими под тонкими бровями, вызывало у мужиков жалость и презрение. Это презрение к нему усугублялось еще и тем, что Понос имел вид оборван ного, грязного бродяги. О таких люди говорят, что они опустились. Пос ле каждого его визита за штабеля мужики кричали; — Жрать надо меньше! Набьет кишку, а потом бегает! — Это у меня хроническое,— оправдывался Понос. Блям-блям на колокольне много раз пытался проверить, действи тельно ли у Пряхина понос. Едва тот возвращался к вагонам, бригадир тут же бежал за штабеля. Но, как он ни старался, криминала не нахо дил. Слишком была дремучей поляна за штабелями, и разобраться не представлялось возможным. — Ну как? — спрашивали бригадира мужики.— Пронюхал? — ког да он возвращался обратно. — Бесплатно! — морщился бригадир. Поняв, видимо, что на одном поносе далеко не уедешь, Пряхин ре шил действовать наверняка. И однажды у него отказали ноги. Брач мед- части в это время был на каком-то семинаре, а фельдшер, кроме как ма зать зеленкой царапины, в медицине ничего не смыслил. Поэтому бо лезнь Поноса показалась ему делом серьезным и опасным для жизни. Он дал ему каких-то таблеток и прописал постельный режим. Скажи тог да Понос, что у него остановилось сердце, фельдшер бы и в это поверил. Понос, как никто другой в колонии, почему-то вызывал дове рие у медицины. А когда Понос понял, что после выздоровления ему по ложен легкий труд, ноги его очень быстро стали набирать силу. Через месяц он уже бегал по зоне. Как раз освободилось место завхоза. И начальник отряда на него назначил Поноса. Бступив в должность, Понос сразу же преобразился, будто всю жизнь только и ждал этого момента. И из маленького незаметного чело вечка превратился в значительную фигуру. — Ну и гусь! — удивлялись бывшие его бригадники.— Ну и чисто- дел! Понос учтиво улыбался, слушая нелестную аттестацию в свой адрес, а сам думал; «Погодите, вы еще узнаете Поноса». И мужики узнали его. Теперь в отряде не проходит и дня, чтобы он не накатал докладную. Малейшее непочтение к нему воспринимается им как оскорбление, и он начинает мстить. По натуре Понос хам. Но хам интеллигентный. Раньше, когда он был в бригаде, хамство его не могло особенно развернуться, натыкаясь на жестокость и грубость его сотоварищей. Почувствовав же силу и власть, оно расцвело и окрепло. Бее письма на свободу осужденные отдают завхозу, а тот — отряд ному. Но прежде, чем их прочтет отрядный или еще кто-то там выше, содержание писем становится известно завхозу. Читает он письма выбо рочно— только тех, кого боится и от кого можно ожидать для себя неп риятностей. Понос знает, что не все в колонии хотят выглядеть самими собой. Один — надел маску жестокого, необузданного. Другой — дерз кого, ни перед чем не останавливающегося смельчака. Третий — маску зверя; попробуй тронь! А на самом деле души у них иные. Прочтет зав хоз их письма— и вот они у него как на ладони. Потом, при случае, возьмет да и процитирует вслух прямо в бараке несколько строчек из какого-нибудь письма, адресованного жене или невесте. Процитирует так, мимоходом. Никто не поймет, что к чему. Писавший же те строчки задумается; неужели прочел? А ему бы этого так не хотелось! Бедь он в колонии играет совершенно иную роль. Но Поносу только того и надо. Раньше он боялся этого человека, теперь не боится. Понимает, что тот в смятении и долго не отважится выступать против. Еще опасен для осужденных Понос тем, что к его мнению прислуши вается начальник отряда, советуется с ним, достоин ли тот или иной ус ловно-досрочного освобождения, поселения. Поэтому люди по возмож- 100
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2