Сибирские огни, 1989, № 3
— Пусть варится. Пока мы то да се — оно и готово. А Вадима с Галиной, двоих,— наверное, умышленно — Мишка увел на кухню чис тить картошку. Галина сразу стала обращаться к Вади му на ты — выработалась, должно быть, служебная привычка. — Давай так,— командовала она.— Неси сюда из комнаты две табуретки... сюда, сюда... в центр. Клади их на бок... на бок! На бок! — Зачем? — Клади. Так удобнее будет чистить. Вадим не представлял пока, удобнее это будет или нет, но Галина говорила уверенно, убежденно — и он подчинялся. Она поставила на пол тазы, налила в них воду — как-то разом, без суеты, и точно отмерено: нагнула ведро, плеснула — и ровно столько, сколько надо. Трык-трык! — выдвинула и задвинула она ящичек стола, доставая ножи. Потом Галина попросила его завязать на ней фартук. Она повернулась к Вадиму спиной, зачем-то приподняла руки, отче го четко обозначилась под платьем ее фигура,— и он, поймав тесемки, неволь но прикасаясь к Галине и остро ощущая эти прикосновения, осторожно, слабым бан том, закрепил их сзади. Галина, внезапно опустив руки, обернулась — и застала его врасплох: он все еще был под действием прикосновений к ней и никак не сумел скрыть этого. Галина ничего не сказала, только непонятно улыбнулась — и он, буд то уличенный в чем-то нехорошем, с то го самого момента потерял уверенность в себе. Вадим, правда, пытался после сбросить скованность — рассказывал, как готовил в студенчестве, в коммуне, лапшу, а она у него получалась слипшимся комом, точ но земной шар, погорячее и пожиже с поверхности и холодным и твердым внут ри, как варил мясо с картошкой, а кар тошка все нависала и нависала крахмаль ными наростами на крышке, пока ее сов сем не стало в кастрюле, и его чуть не выгнали из коммуны, как лодыря,— но рас сказывал нудно, пыжась. Галина, выслушав гу или иную историю, для приличия, что ли, хмыкнув, отдавала очередное распоряжение: — Возьми вон ту посудину... вон ту, вон ту!... поставь ее на печку... конечно же, с водой!., до половины воды... нагни-ка!., ни же! ниже! Вадим повиновался. — М олодец!— хвалила Галина.— Все правильно. Садись. Нож у него, под взглядом Галины, падал, кожура срезалась толсто, картошка ока зывалась грязной, залапанной. Но все окончательно испортил Мишкин приход на кухню. — У, да вы тут не разлей вода! — хотел, должно быть, поощрить их Мишка, юрко лавируя между столом, тазами, печкой.— — Ишь как устроились! Они сидели 8 полутьме, в слабых вспо лохах печного огня, склонившись над об щим ведром, куда спадали очистки, и дей ствительно на первый взгляд выглядели тесной компанией. — Еще бы! — попытался показаться свободным Вадим.— Она вот уже руково дит мной, как мужем, и даже зовет на ты. Он почему-то думал, что это прозвучит развеселой шуткой, но Галина неожиданно посуровела, сжала челюсти так, что взду лись, стали заметными желваки. — Ну ты, брат, даешь,— осуждающе ска зал Мишка и, покрутив пальцем у виска, потянулся к висячему шкафу, почти у них над головами, сгребая с него, к груди, та релочки, вилки. Вадим забормотал извинения, объясняя Галине, что, наоборот, надеялся рассме шить, наконец, ее, что ему очень хорошо с ней — однако она отходила трудно. И он на весь вечер словно задался целью убедить Галину, доказать ей, что говорит искренно: сел рядом за столом, снова что- то рассказывал, предупредительно суетил ся, опрокидьрвая стаканы, стараясь под ложить ей на тарелку то грибы, то колбасу, то селедку. — Благодарю вас,— коротко кивала она. Она теперь очень уж заметно для всех, одного его из компании, называла на вы. — Ты что такой убитый сегодня, а? — спрашивала его, пригласив на танец, Ли ля.— Что-нибудь стряслось, да? — Ничего, все нормально,— силился улыбнуться он. Лиля в Бродске постоянно опекала Вади ма, жалела — вероятно, оттого, что не ста ла его женой. Однажды, еще с полгода назад, Вадим оставался у них ночевать, и Лиля посте лила ему в большой комнате, на диване, а когда он лег, погасил свет, она, в легком халатике, пришла к нему снова, принесла еще одно одеяло: укрыла, низко накло няясь, касаясь его лица распущенными во лосами, и, по-матерински поцеловав в лоб, пожелав доброй ночи, вдруг с каким-то отчаянием сказала: — Боже мой... у меня просто сердце разрывается, когда я вижу тебя, одиноко го... С тех пор он у них больше не ночевал и старался не оставаться с Лилей наедине, хотя как ни отгонял мысли о ней, это ему плохо удавалось. И странно, сегодня, танцуя с Лилей, он не чувствовал прежнего трепета, просто хотелось склониться к ней, прижаться ще кой к ее щеке и доверчиво, как старому другу, самому близкому человеку, по ведать, какая беда с ним приключилась. Он пошел провожать Галину домой. Она шагала впереди, в плаще, опустив непокры тую голову, и словно что-то пыталась ре шить для себя. Возле дома Никандровых через канаву была проложена доска. Галина остановилась, обернулась и, мол ча подав Вадиму руку, повела его на дру гую сторону. Это получилось как прощение. Вадим, на миг задохнувшись, так стиснул ее пальцы, что она тихо ойкнула. Ночь была светлая, хорошая, хотя еще держался легкий морозец и земля, чуть затвердев, мягко приминалась под ногами. Сквозь заводские запахи внезапно и силь но пробивался порой запах молодой зеле ни — и Вадим сам замечал, как жадно и страстно раздувались у него ноздри на эти пронзительные струи и как лихорадочно начинала пульсировать в висках кровь. Жила Галина недалеко, у насыпной до роги, занимала полдома. По дороге, раска чиваясь огнями, проходили то в карьер,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2