Сибирские огни, 1989, № 3
Пе-на-ве полистал его зачетку, жалост ливо поцокал, потрогал Вадима за рукав — и исправил в ведомости «уд» на «хор». — Ну, а если уж хотите пересдать..,— обнажил он в иронической улыбке два про куренных зуба,— милости просим... Я буду только рад. Пе-на-ве, действительно, и думать о нем забыл, на кафедре его не оказалось, был уже в отпуске, а дома очень удивился при ходу Вадима и долго не мог понять, чего тот добивается. Вначале встретила Вадима старушка, же на Пе-на-ве, добрая, улыбчивая, предуп редительная. Она, казалось, была очень рада случайному гостю : Вадим объяснял ей, кто он и зачем, а она, еще мало по нимая его, пригласила войти, раздеться и, пока он разувался, держала наготове та почки в руках и все приговаривала: — О зябли небось?.. Ведь какая нынче зи ма, а?.. Сейчас выпьем чайку, согреетесь... Пе-на-ве вышел в прихожую в пижаме, серо-голубой, под цвет его блеклых глаз, недоуменно, полуоткрыв рот, посмотрел на Вадима. Вадим, к ужасу своему, вдруг подумал, что не знает его имени. Выру чила жена Пе-на-ве: — Это, Николай Андреевич,— сказала она,— к тебе такой приятный молодой че ловек... Вадим растерянно бормотал что-то — про экзамен, пересдачу. Старушка поняла его раньше, чем сам Пе-на-ве. — Это надо же, Коля: такой морозище на улице, а ты вынуждаешь людей... Она осуждающе качала головой. Пе-на-ве вдруг звучно хлопнул себя ла донью по лбу, вспомнил: — Ну да, ну да... Как же, как же... Но я не ожидал... Ей-богу, не ожидал... Он, пахнувший табаком и какими-то хо рошими духами, порывисто обхватил Ва дима за плечи, радушно сощурился, засле зился. — И знаете,— сказал Пе-на-ве,— я так рад, что не ошибся в вас... Чрезвычайно рад!.. Надо же: есть ведь уже и балл в зачетке... а вы вот так... Эта его фраза почему-то тогда больше всего поразила Вадима, показалась ему на ивысшей похвалой. Потом, на всю жизнь, она стала как бы мерой, оценкой всех его поступков. Никакого экзамена Пе-на-ве, конечно же, принимать не стал, спросил только, по косившись на жену: — Подготовились?.. Ну и отлично. А сей час, пожалуйста, за стол... отогревайтесь... Вадим отказывался, но старушка, ма ленькая, круглая, проворная, пробежала на кухню и вернулась оттуда с румяным, пышущим жаром, пирогом на противне, Старушка вся светилась: — Я как чувствовала гостя!.. И так он мне удался!.. О т пирога шли ошеломляющие запахи — и Вадим не устоял. Пе-на-ве переоделся — надел брюки, белую рубашку-косоворотку — сидел чин ный, благостный, с прилизанными виска ми. Пирог он ел ложечкой, осторожно выгребая изнутри начинку — печенку с ри сом и пуком — и, явно винясь в этом, по глядывал на Вадима. Вадим же проглотил свои полпирога чудовищным мигом, ин стинктивно потянулся еще за куском, но смирил себя, категорически отверг пред ложенный ему старушкой ломоть. Я уже во! — совсем как Пе-на-ве по казал он рукой у горла. Хозяйничала за столом жена: разрезала пирог, наливала чай — и все говорила и го ворила: расспрашивала Вадима, откуда он, кто его родители, рассказывала о себе, показывала, пододвинув к нему стул, се мейный альбом. В альбоме попадались фотографии единственного их сына — го лопузого еще, мальчишкой-школьником, в солдатской форме,— который погиб в войну. — Вовочка,— называла его старушка, раз глаживая каждую карточку пальцами. Глаза ее наполнялись слезами, голос дрожал, Вадим ожидал, что она вот-вот разрыдается, невольно прислонялся к ее плечу,— но старушка, помедлив, перелис тывала страницу — там оказывалась какая- нибудь коллективная фотография — и уже бодро говорила: — А это мы на отдыхе... В Крыму... Это вот я... узнаете? А это, конечно же, Нико лай Андреевич... Пе-на-ве м олчал— только кивал, согла шаясь с женой, и улыбался Вадиму. Вадиму было неловко: он свалился как снег на голову — и все ждал паузу, пред лог, чтобы подняться, поблагодарить и уй ти, но старушка не отпускала его: показы вала ящички с минералами — любитель скую коллекцию Николая Андреевича,— водила вдоль стоящих у стен шкафов, зас тавленных книгами. Книги, увязанные стоп ками, кое-где стояли на ковре. — Э то забота Николая Андреевича,— поясняла старушка, похлопывая по стоп кам.— Разобрать, расставить их... А тут ведь была сессия...— уважительно хмури лась она. О т шкафов, темных, массивных, от вет хих переплетов многих книг, даже от этого Красного, с редкими проплешинами, ковра веяло стариной, уютом, интеллигент ностью... Потом старушка попросила Пе-на-ве сы г рать что-нибудь на балалайке. Тот смутился, замахал руками. Но старушка сказала: — Такой обаятельный молодой человек... Уважь, пожалуйста... Пе-на-ве, оказалось, неплохо играл. Тут он был прежний, лекционный, самозабвен но ссутулился над балалайкой, зажмурился, выставил на бок язы к— и наяривал Ви- нявского, Андреева, «Полноте вам, ребя та...» Вадиму было хорошо у старичков. И ес ли еще дорогой к старинному, проф ессор скому, как называли его, дому, деревян ному, с прекрасной резьбой на карнизах и окнах, он, волнуясь, как всегда перед эк заменом, лихорадочно перебирал в па мяти трудные вопросы, все же временами вспоминал о Лиле, то за все время у ста ричков он ни разу не подумал о ней. И только уже дома — когда Мишки все не было и не было — стал томиться. Ему рисовались жуткие картины: Мишка, взяв под руку, провожает Лилю, болтает что- нибудь, может быть, даже нахрапом целу ет у подъезда университетского общежи тия. Вадим то ложился, чтобы переждать время, то, не выдерживая, вставал, ходил. Оба Васьки, товарищи по комнате, из одной деревни, еще утром уехали к роди-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2