Сибирские огни, 1989, № 3

на жизнь, и Вадилла тогда заела уверен­ ность Мишки, та категоричность, с кото­ рой тот говорил об их будущем. Была тогда свадьба, первая на курсе, причем жених и невеста, оба, учились с ни­ ми, в одной группе; ездили летом вместе на практику, куда-то далеко, на Дальний Восток (уже потом перемывалось, что буд­ то бы Валентина сама попросилась туда из-за Эдьки) — и она вернулась в инсти­ тут беременной. Впрочем, об этом никто и не догады­ вался, да и Эдька на занятиях общался с Валентиной по-прежнему — точнее, не об­ щался никак. Она была замкнутой, вяло­ ватой, с нескладной фигурой — и ни одна душа не могла предположить, что они сой­ дутся. Эдька, красавец, среднего роста крепыш, таскался со многими девчонками, и уже после практики, когда ездили на кар­ тошку в колхоз, ночевал у деревенской вдовы — и Валентина это видела, знала — и хоть бы что. И вдруг весть; свадьба! Носился слух, что Валентина хотела пой­ ти в комитет комсомола; Надюша, подруга ее задушевная, подговаривала — и это-то перед самым окончанием института! Тогда в комитетах к таким делам отно­ сились однозначно; человеку с подобным моральным обликом — нечистому, нечест­ ному, похотливому — ни в комсомоле, ни в институте было не место. И не было в семье угрозы сильнее, чем пойти с жало­ бой на жену, мужа в комитет или партком. Эдька струсил. — Ну и дурак! — заявил Мишка в разго­ воре с Вадимом.— Никуда бы она не по­ шла, точно. Не та натура. Но Вадим, хотя и жалел Эдьку, считал, что тот поступил правильно, порядочно. — Мы уже в таком возрасте,— говорил он,— когда должны давать отчет своим поступкам. — Переспать-то — это поступок? — хо­ хотал Мишка. — Ну поступок— не поступок... Но здесь уже второй человек задействован. — Может, и второй, и третий, и двад­ цатый— жизнь большая. Такова уж наша доля мужская, программа наша, нам не­ подвластная,— производить детей. И что ж е — на всех жениться? — А если будет ребенок? — Ребенок — это уж как она захочет. А она, вот, как видишь, захотела — и захоте­ ла больше с тем, чтобы зажать Эдьку. И все это видят, и все молчат... В общем, на свадьбу собирались, как на похороны. Да и сняли под торжество захудалень- кую столовую на окраине города. Вадим сейчас даже представить не мог, где та столовая находилась: перебирались по го­ лому льду через какую-то ре чуш ку__ Ушуйку, что ли,— шарахались в потемках от захлебывающегося лая псов за забо­ рами — и в самой столовой был полумрак, холодно. Готовились к свадьбе спешно, наскоро, через день после экзаменов, потому что еще через два дня все разъезжались на преддипломную практику. Подавали котле­ ты, еще что-то, но больше всего было ви­ негрета. Именно с той свадьбы Вадим воз­ ненавидел винегрет на всю жизнь — так как перепил. Жених и невеста приехали, наверно^ загодя,— а, может, проникли в столовую со служебного хода, как артисты, и пр были в кабинете директора, пока в боль­ шом зале собирали стол. Они вышли, ког­ да все уже распределились по местам, неловкие, будто бы исполняющие какую-то плохо разученную роль, и все оглядыва­ лись на Вовку Мещерякова, дружку, кото­ рый, кажется, этот ритуал знал. Валенти­ на была под фатой, вся в буроватых пят­ нах, бледная и строгая, а Эдька же пы­ тался улыбаться, но улыбка получалась на­ тянутой, вымученной. Вовка Мещеряков что-то говорил, преподнес от группы по­ дарок, потом гаркнул: — Горько! «Горько!ьь кричали через каждые пять- десять минут. Но, к сожалению, целова­ лись молодые как-то вяло, едва прикаса­ ясь к губам друг д р у г а , — незавидно, точ­ но при последнем целовании. Рядом с Вадимом за столом сидела де­ вушка, Валентинина землячка, очень кра­ сивая, застенчивая. Звали ее Лилей. Вадим ухаживал за ней в застолье и, наверное, из-за нее перебрал; мужчина, как-никак, не пропускал ни одного тоста, и пил вод­ ку, стараясь не морщиться. Он танцевал с Лилей, почти не ощущая ее в руках, ху­ денькую, легкую. Лиля в танце взгляды­ вала на него — и всякий раз вспыхивала, опускала глаза. Вадим от этих взглядов казался себе неотразимым, мужественным. — Пойдем покурим !— усадив Лилю, небрежно позвал он Мишку. Мишка сидел напротив них, суетливо зашарил по карманам (Вадим не курил и у него папирос не водилось), поднялся. Они вышли на улицу без шапок, без пальто — закурили, присели на заснежен­ ное крыльцо — с необыкновенным чув­ ством взрослости, самостоятельности. Бы­ ло тихо — и ступени, на которых они си­ дели, промерзло, до мурашек, скрипели под ними. — Хорошую бабу ты подцепил,— ска­ зал Мишка, подмигивая ему.— Она прямо- таки млеет возле тебя. Вадим молчал, довольно улыбался. Потом ему от курения стало плохо. Ми­ шка, пыхтя, пер его куда-то через двор, подхватив под бок,— к тускло освещенно­ му лампочкой дощатому домику — спо­ тыкаясь там на обледенелых горках, под­ держивая его... Вадим продрог, но идти в зал не хотел — могли наливать еще и еще,— а он о водке уже и подумать не мог без зах­ лестывающей, удушающей тошноты. Он прошел на кухню, умылся, устроил­ ся за каким-то покрытым жестью, с тух­ лыми запахами, столом, облокотился на него — и нечаянно уснул... Разбудил его Мишка, сказал, что Лиля уходит,— но Вадим чувствовал себя тряп­ ка-тряпкой и показаться перед ней в та­ ком виде не мог. — Лучше провалиться сквозь землю,— бормотал он.— Она такая милая, прек­ расная... Что она обо мне будет думать?.. — Дурак ты, дурак! — ругался Мишка. — Баба извертелась вся, извелась... — Нет, нет... в таком виде... ни за что!., На другой день должны были сойтись в этой же столовой снова — кто хотел. Мишка собирался идти, а у Вадима пред­ стоял экзамен, пересдача.